Безымянные боги
Шрифт:
Вопреки опасениям, никого на перекрёстке не было, даже собаки не брехали, так что Ждан совершенно спокойно вытряхнул череп с челюстью на перекрёсток, поудобнее перехватил топор, и, посильнее размахнувшись, изо всех сил ударил прямо между рогов. Скрежетнуло, что-то хрустнуло и… топор отскочил, будто в железо врезался.
— Это как так? — недоумённо пробормотал Ждан. — Не хочешь, значит, раскалываться?
Десятник замахнулся снова, но тут в глазницах черепа вспыхнул багровый огонь, и он глухо произнёс:
— Не руби меня, богатырь. Снеси обратно,
— Что же ты мне дать можешь, костомаха? — спросил Ждан, который даже несильно удивился таким коленцам. Всё-таки череп не соседка завистливая закладывала, а самая настоящая ведьма.
— Что хочешь, — посулил череп. — Хочешь, клады открою? А хочешь, вдова тебя полюбит без памяти, твоей станет до самой смерти?
— Даже так?! — удивился Ждан. — А моей смерти или её?
— Какой захочешь! — просипел череп. — Всё скажу, всё отдам, только не разбивай.
— Знаешь, что? — задумчиво протянул десятник. — Не хочу я ни её смерти, ни своей. Лучше уж твоя.
Топор снова опустился на череп, снова отскочил, но Ждан остервенело рубил и рубил, не обращая внимания на вой, посулы, проклятия и угрозы черепа. В какой-то миг череп взвизгнул как-то особенно дико, и затупленное уже лезвие с треском проломило макушку. Во все стороны плеснуло багровым огнём, который, впрочем, обжёг не жаром, а могильным холодом, и на этом всё закончилось. Ждан, орудуя сначала затупившимся лезвием, а после обухом, разбил череп на мелкие осколки, слава всем богам, что после того, как погас огонь, железной твёрдости как не бывало. Сгрёб черепки в кучу и взялся за лопату. Очень скоро о том, что здесь происходило что-то необычное, напоминала только слегка взрыхлённая земля, но и это удалось поправить с помощью сооружённого из травы веника.
Странно, но воплей черепа, всплески магического пламени и стук топора никого не разбудили. Стояла обычная тихая и светлая ночь, даже собаки не брехали. Да и ладно, хуже было бы, если бы со всех окрестностей сбежались на него посмотреть.
— Так, с первым заданием мы справились, — сам себе сказал Ждан. — Теперь надо бежать домой.
И побежал с заступом и искорёженным топором наперевес и мешком вместо прапора, будто в атаку шёл.
***
Ещё на подходе к подворью, по ушам ударил замогильный вой, затем что-то тяжко ухнуло, и ограда плеснула щепой. Неведомая сила рванула Ждана в сторону, сбила с ног, протащила по пыли. Он всё-таки сумел не расшибиться, сжался, перекатился через плечо и тут же, вскочив на ноги, кинулся в калитку, да так и застыл на месте.
Бани больше не было. Сруб теперь напоминал старую корзину с торчащими во все стороны прутьями. Посреди разбитого сруба повисло чёрно марево, которое, время от времени обретало очертания то ли тощего медведя, то ли кошки, раскормленной до невероятных размеров. Похоже, это и был тот самый анчутка, только он совсем не походил на крохотное существо, в полпальца высотой, как его обычно рисуют.
Вокруг сруба плотным кольцом застыли маленькие фигурки. Ждан узнал Бородыню Твердихлебовича, который сейчас был одет в собранные из чего попало доспехи, виденных прошлым утром дворового и багана, кроме них, в строю был странный сутулый, длиннорукий дед со сбившейся в колтуны бородой, толстенькая
— Ну, чего стоишь, Ждан Ярославич?! — оглянувшись, рявкнул домовой. — Бей его!
Мареву слова Бородыни не понравились, оно качнулось в сторону домового и хлестнуло лапой, мгновенно превратившейся в гибкую плеть. Тот проворно отскочил и полоснул по щупальцу старым сточенным ножом, который при его росте выглядел настоящей саблей. По ушам снова ударил вой, но домовики не испугались, а, наоборот, ринулись на анчутку всем скопом, Ждан постарался от них не отставать. Оказывается, пока злой дух бился с Бородыней дворовой и сутулый, по-видимому, банник, зашли с фланга, вдвоём сжимая сломанные вилы будто рогатину, частью обломанные острия вил светились в темноте будто гнилушки. Не мешкая, домовики, хорошенько разбежавшись, ударили граблями в бок призрачной фигуре.
Крак!
Казалось, что силёнок у стариков-домовиков не хватит, но вилы врезались в сгустившуюся тьму, будто раскалённая игла в сальную свечку. Полыхнуло зелёным светом, анчутка взвыл, развернулся к обидчикам, но с другого бока к нему тут же подскочила домовиха, наверное, та самая воструха, о которой говорил Бородыня. Удар оказался стремительным, кочерга со свистом вспорола воздух и врезалась в другой бок твари. Снова рёв. А Ждан как-то заторможено подумал, что если бы отроки в его десятке так махали мечами, то можно было бы их хоть сейчас, не то что в дозор, в дальний поход через степь отправлять.
Из задумчивости его вывел вопль Бородыни:
— Нить! Ждан Ярославич, нить руби!
Десятник от крика вздрогнул, заозирался, пытаясь разглядеть ту самую нить, что связывала тёмную тварь с ведьмой, и увидел стелющийся по земле… жгут, толщиной с хороший пеньковый канат. Назвать ЭТО нитью у него бы язык не повернулся, но раз домовой сказал.
На его счастье, анчутка отвлёкся на домовиков и на крик внимания не обратил, так что Ждан в один прыжок оказался возле нити и со всего маха ахнул чуть наискось, будто ветку рубил. Топор прошёл неожиданно легко, что-то чавкнуло, и из нити хлынул настоящий поток чёрной жижи. Тварь издала такой вопль, будто горела заживо, да собственно, так и было. В сиянии самосветного камня от анчутки начали отваливаться настоящие комья тёмной плоти, которые таяли, даже не успев долететь до земли. Он развернулся к Ждану, который так и замер с топором наперевес, и вдруг рысьим прыжком метнулся вперёд, выставив лапы-щупальца как копья.
— В сторону!
— Беги!
— Уходи от него, Ждан Ярославич!
Крики домовых слились в сплошной гвалт, но прежде чем сумрачные копья врезались в грудь Ждана, навстречу анчутке метнулось что-то больше похожее на червя, к которому пришили голову младенца. Существо невероятным образом извернулось в воздухе отбив щупальца, распахнуло широченную пасть с волчьими зубами и вцепилось прямо в горло твари. Анчутка, похоже, не ожидавший ничего подобного, заверещал так, что у Ждана чуть голова не лопнула, но сама тварь лопнула раньше — попросту разлетелась на дымящиеся ошмётки, а странный червяк хлопнулся на землю, надсадно кашляя, будто в дымоход голову сунул.