Безымянные боги
Шрифт:
Остальные выглядели едва ли не хуже. Кожа вокруг ран покраснела и вспухла, у многих из-под повязок сочилась зловонная жижа, кого-то бил озноб, других мучал жар, но никто не жаловался. Даже самые слабые понимали, что нет смысла стонать и охать. Идти вперёд — вот всё, что могло их спасти.
Злобыня от своей идеи не отказался, и как только они поднялись чуть выше бесконечных осыпей и ущелий, десятник приказал всем двигаться к крепости, сам же направился в сторону от привычных троп.
— Сгинешь, — сказал ему Ждан, которого десятник придержал и отвёл в сторону, пока остальные, покачиваясь, побрели дальше.
— Ты не о том думай, — одёрнул отрока воин. — Я тебя с десятком
— Лучше бы мне с тобой пойти, — упрямо гнул своё Ждан.
— Нос у тебя ещё не дорос знать, что мне лучше, — отрубил Злобыня.
Несмотря на боль, лихорадку и усталость, Ждан не выдержал, булькнул горлом и расхохотался, так это глупо звучало из уст коротышки-десятника.
— Так-то лучше, — одобрительно протянул тот, и сам улыбнулся. — А теперь догоняй остальных и не забудь наказ. Всех сохрани.
Сказав это, он развернулся и не оборачиваясь, зашагал прочь, очень скоро, растворившись среди скал. Ждан проводил его взглядом и побрёл нагонять десяток.
Отойдя подальше, Злобыня достал из заплечной сумы круглый деревянный амулет с искусно вырезанными по краю рунами, прошептал наговор, сжал в руке и крепко зажмурился. Спустя мгновение от него отделилась призрачная фигура, которая с каждым мгновением всё больше обретала плоть. Ни лица, ни волос, ни одежды у фигуры не было, она больше походила не на живого человека, а на глиняные фигурки, что дети лепят для игр, разве что ростом была с самого Злобыню, да подошвы на ногах оказались слишком большими для человека. После первого «человека-игрушки» появился второй, третий и так пока десятника не окружило восемь несуразных фигур. Они все стояли неподвижно, не дыша, даже не вздрагивая, но уже вполне осязаемые, похоже, и даже очень тяжёлые. Злобыня оглядел новых спутников с недовольной гримасой и спрятал амулет обратно в суму. Ладно, чего у там… По крайней мере, теперь погоня долго не сможет понять, где настоящий десяток, а где подложный. А выглядит всё очень даже натурально — сначала они специально вытоптали траву в направлении крепости, а потом осторожно, след в след ушли в сторону, чтобы сбить с толку погоню, ну не зря же он Ждана тащил с собой до самых скал, да ещё и незаметно для того заставил потоптаться по травке. Что увидят следопыты? Что хитрые людишки решили их обдурить и ушли от привычных троп, путая следы, а как отдалились, снова начали топтаться, как козы по поляне. А талисман поможет оставлять следы до самого заката. Сражаться эти мороки, конечно, не будут, но вот запутать врага смогут с лихвой. Спасибо волхвам, что дают десяткам подобные чудо-вещи. Сколько раз уже спасались десятки тем, что вводили врага в заблуждение, сбивая погоню со следа или заставляя поверить в своё численное превосходство, но отрокам знать о таком ещё рано, а то ненужные мысли в голову полезут.
Не теряя времени, десятник двинулся прочь, мороки послушно двинулись за ним, оставляя за собой следы в два раз больше человеческих.
***
К вечеру двоим стало совсем худо. Ждан приказал нарубить жердей и сделать волокуши, которые тащили по очереди. Темп упал окончательно, но на пререкания или взаимные обвинения просто не было сил. Отроки с побелевшими от усталости и лихорадки глазами брели вперёд, почти не разбирая дороги.
Они шли всю ночь, где-то к полуночи далеко в стороне раздался волкодлачий зов, ему ответил другой — твари гнали кого-то по горам. Ждан стиснул зубы от ярости и бессилия, прекрасно понимая, что это значит, но к стыду своему, осознал, что столкнись они с упырями или оборотнями сейчас не выжил бы никто, их бы просто сожрали, а останки разбросали по окрестностям.
К следующему утру они почти добрели до границы. На горизонте замаячили зубы скал, которые порубежники зовут Плетень, от них всего-то десяток вёрст до перевала, на котором стоит Хоронь.
Осознание того, что дом близко, неожиданно придало сил. Отроки
Когда до Плетня оставалось шагов сто, из-за скалы показалась угловатая фигура, бредущая им навстречу.
От усталости и жара Ждан поначалу принял неизвестного за Злобыню, подумал, что ловкий десятник не только ушёл от погони, но ещё и обогнал их. Но чем ближе подходил незнакомец, тем яснее делалось, что к десятнику он не имеет никакого отношения, как и к людям вообще.
Навстречу отрокам шёл стервь.
Стерви — это не упыри, им дневной свет не страшен, и оружие не страшно, потому как сколько труп не кромсай, он всё равно ничего чувствовать не будет. Им вообще мало что страшно, разве что удар дубиной по темечку, но это ещё изловчиться надо так, чтобы с одного удара и наповал. На деле же всё не так просто потому, что мертвяки никогда не ходят поодиночке, они всегда держатся стаями не менее чем по десятку человек, а если учесть, что быстры они почти как живой человек, да ещё всегда рядом ошивается чародей-пастух, что их поднял, то даже десяток мелких мертвяков становится в разы опаснее, чем те же упыри или стая оборотней. И ясное дело, что ни этой нечисти, ни его хозяину нечего делать возле пограничной крепости.
Но мертвяк спокойно шёл по тропе к измождённым отрокам, и уже можно было различить огонь, горящий в пустых глазницах.
Когда чародей-пастух стерви поднимает из земли хладный труп или даже скелет с давно истлевшей плотью, он помещает в него частичку своей тёмной души, словно запаляет внутри мертвеца тонкую лучину богомерзкой жизни. И чем больше в услужении у чародея мертвяков, тем слабее он сам, вся сила его в слуг уходит, но как только понадобится, он может в одно мгновение забрать могущество обратно, чтобы творить и другие чары, да и в случае, когда кто-то выбьет дух из стерви, сила всё равно вернётся к хозяину, разве что вступит в битву другой чародей, но среди отроков таких не было…
Стервь остановился в шагах десяти. Оказался он высоким для человека, но уже сильно тронутым тлением, когда-то, похоже, он был одет в богатый кольчужный доспех, но ржа добралась до него первой и теперь на плечах неупокоенного болтаются только рыжие ошмётки, шлем с золотой насечкой тоже испещрён дырами, причём не только от времени, множество вмятин от ударов оружием. На светлых землях принято сжигать мертвецов, но такие обычаи чтят не везде, где-то мёртвых поросту закапывают в землю, где-то выдирают внутренности, да натирают тело мёдом, чтобы отогнать прель и гниль, а где-то закапывают прямо у себя в доме, под полом, чтобы мёртвый хранил живых. Такие обычаи — просто находка для чёрных колдунов и чародеев — поднял мертвяка прямо посреди дома, а там уж он всех остальных сам передушит да загрызёт. Эдак можно из пары деревень целую армию собрать.
Губ у мертвяка давно не осталось, и Ждану хорошо были видны почерневшие редкие зубы, частью выбитые, частью раскрошенные, но как видно, общению мёртвого с живыми жто не могло помешать, как только отроки остановились, пасть мертвеца распахнулась, и он неожиданно приветливо заявил:
— Поздорову вам, добрые люди!
Почему-то это приветствие испугало Ждана гораздо сильнее, нежели вой и щёлканье клыков перед носом, ноги как-то сразу ослабели, спина взмокла, а глотка, наоброт вмиг стала сухой, но он собрался с силами и шагнул вперёд.
— Не тебе, погань мёртвая, нам здоровья желать, — произнёс он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Говори, зачем явился, а нет, так проваливай.
— Фу, грубияны, — мертвяк расстроенно всплеснул руками и Ждан почему-то подумал, что управляет им девка, уж больно вычурно вышло. Будто не израненный вой с мертвяком посреди гор разговаривает, а молодец перед девицей на ярмарке красуется, а та только отворачивается, причём в роли девицы сам Ждан…
— Говори, чего пришёл, башка гнилая, —повторил он. — Чего твоему хозяину надо?