Безымянные боги
Шрифт:
— Проверь всё, — велел он тоном, не терпящим возражений.
Ждан послушно развязал горловину мешка, вытащил на свет кольчугу… Точнее то, что от неё осталось — дыры, скреплённые редкими кольцами. Меч оказался иззубрен о каменные мышцы упыря, шлем смят, там, куда пришёлся удар, металл лопнул. Более или менее годились в дело только кинжал да латные рукавицы, благополучно пережившие встречу и с клыками упыря, и с пастью волкодлака.
— Тяжко пришлось? — сочувственно спросил дядька Горислав.
— Четверых потеряли, — ответил Ждан. — Сами еле выбрались.
—
— Благодарю, дядька Горислав, — пропыхтел Ждан, взваливая мешок на спину и протискиваясь в дверь.
— Себя береги, — махнул в ответ рукой старый воин.
Оказавшись на улице, Ждан, наконец, с наслаждением распрямился и зашагал в сторону окольного города [4].
Детинец [5]в Хорони сделан на славу — перевал перекрывает каменная стена в три боевых яруса, да не просто из валунов сложенная, а с кладкой в два слоя, между которыми щебень засыпан да пролит раствором извести. Такую стену хоть чарами бей, хоть орудиями, всё одно не пробьёшь. Да ещё попробуй орудия подтащить к перевалу, по склону чуть не на каждом шагу засеки да валы, да на сам перевал смотрят шесть круглых бастей[6], посади там стрелков или чародеев, не то что враг, мышь не проскочит. А чтобы враги не пробрались по склонам гор, стёсан на них камень до гладких стен, не руками человеческими стёсан, волшбой.
Внутри детинца тоже всё по уму сделано. Дома каменные поставлены, крыши дёрном выстелены, не голым тёсом крыты. Между домами расстояние аккурат, чтобы воз поперёк встал, так что, даже если враг сквозь стену пробьётся, упрётся в ряд домов с завалами в проходах. Если же пройдут они через три улицы завалов, под градом стрел, то упрутся ещё в одну стену с башнями, а за ней город окольный стоит, который тоже невесть сколько оборонять можно с палисадом[7], со рвами и везде воины живут, и служилые, и те, кто на покой ушёл, но уехать из крепости не пожелал, кто калечный, но ещё способный оружие держать, да кипяток на голову врагам лить.
Но не только стены да башни хранят детинец и всю остальную крепость, главное — это Столп с самосветным камнем на вершине, что сияет и днём, и ночью, сжигая заживо любую нечисть задолго до того, как она приблизится к перевалу.
Вот и сейчас Ждан обернулся и поглядел на высоченную сверкающую башню из белого камня, а потом зашагал по выстеленным досками мостовым в сторону кузнечного и бронного проулков.
Кузниц в крепости было аж четыре, да двое бронников. А чего удивляться? В Хорони только воинов больше пяти сотен живёт и каждому постоянно требуется починить, наточить, новую зброю сладить. Конечно, местным мастерам до столичных далеко, но не только подковы да топоры ковать умеют.
Сначала зашёл к броннику. Как и предсказывал дядька Горислав, кольчугу никто ремонтировать не взялся, мастер только спросил, чем это надо было орудовать, чтобы так изорвать кольчугу. Услышав ответ, только
Кузнец оказался не таким сговорчивым, услышав о том, как иззубрился меч, он посмотрел на Ждана будто на умалишённого и поинтересовался, где же это его научили, по заклятым врагам мечом колотить.
— Учат вас, учат криворуких, — проворчал недовольно дядька ростом вдвое ниже Ждана, до самых глаз заросший бородой, подпалённой искрами. — Для таких дел булава требуется или шестопёр, чего с мечом лез?
— Времени не было, — ответил Ждан. — Так что? Возьмёшься починить?
— Да, куда деваться, — отмахнулся кузнец. — Твоё дело ломать, моё — чинить. Тем и живём. Оставляй оружие. Через седмицу заберёшь.
Честно сказать, от всех этих хождений и разговоров Ждан порядочно притомился, хотелось добраться уже до родного дома, наестся до отвала и завалиться спать, но оставалось ещё одно дело.
Хранитель крепости Хоронь поселился возле самого палисада на северной окраине окольного города и занимал большой дом с целой армией дворни.
Явор встретил его лично, отмахнулся от слуг и двинулся куда-то в дальнюю часть подворья. Они вошли в просторную клеть, сплошь заставленную алхимическими приспособами, названия которых Ждан не знал, какими-то мешочками, пусками трав, светящимися кристаллами и какими-то уж совсем непонятными конструкциями из гнутого чёрного железа. Всё это булькало, мерцало, шипело, пахло просто одуряюще, но волхв, казалось, ничего такого не заметил. Потолок у клети оказался не сказать чтобы высоким, так что Ждану приходилось стоять, согнувшись, но на это чародей тоже внимания не обратил, а сразу спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, отче, — пропыхтел Ждан, которого бросило в пот от запаха трав и булькающих снадобий.
— У воеводы был?
— Только что от него.
— Тогда поздравляю, десятник.
— Благодарю, отче.
Всё-таки стоило бы поесть, прежде чем идти к хранителю крепости, а теперь от терпкого запаха и жары голова у Ждана начинала нешуточно болеть. Ещё и от неудобного положения шея затекла и нестерпимо ныла.
— В пути ничего недоброго не приключилось?
— Всё было тихо, отче, в светлых землях, как всегда тишь да мир.
— И то славно, — поддержал Явор. — Вы нас здорово встревожили, отроки… Столько ран… Чудо божье, что вы вообще выбрались живыми.
— То не чудо, отче, а наука твоя. Мы делали, как ты учил, да Злобыня приказывал.
— Но его с вами не было, когда вы к крепости подошли.
— Он раньше ушёл, и погоня за ним кинулась.
— Обхитрил, выходит, меченных?
— Так и есть, отче. Хитра нежить, да мысль живая ещё изворотливее.