Безымянные боги
Шрифт:
— Почему это? Может быть, это я в княжий терем пробралась, да дочку воеводы опоила?
— А потом своих же товарищей?
— А почему нет? Все же так думают.
— Я так не думаю.
— С чего это?
— С того, что это я дочку княжескую удавил.
Думал, кинется, попытается вырваться, пробиться к выходу, а она, наоборот — вглубь сарая пятиться начала.
— Значит, это ты изменник?
—
— А как же…
— Ты вообще, откуда про измену знаешь? Или об этом в Веже уже все судачат?
— Ладно, — вздохнула девица, — раз ты со мной честно, то и я тебе скажу как есть. Не от Вячко я тебе привет принесла.
— А от кого? От Любима?
— От волхва Твёрда.
Ждан выругался как мог грязно, совершенно не смущаясь девичьего присутствия.
— Вот значит, как, отче? — зло процедил он, когда немного успокоился. — Прислал, значит, помощь.
— Прислал, да не меня.
— То есть как?
— С тобой должен был Радим встретиться. Он и должен изменника разыскать… был.
— А ты?
— А я только имя запомнить, да обратно в Вежу утечь незаметно.
— Значит…
— Зачем ты княжну убил? — перебила его девушка. — Ты же нас всех погубил! И себя, и меня, и… всех!
— Потому что нет в тереме княжеском никакой княжны! Вывезли её давно, да ведьмой подменили. Князя за глотку взяли, да волю свою ему диктуют, а он молчит да делает, чтобы дочери жизнь сохранить.
— Выходит, нашёл ты изменника?
— Не нашёл. Ведьма только про княжну рассказала, а остальные… меня убить пытались уже два раза. И я уверен, что третий будет.
— Зачем мне всё рассказал?
— Твёрд, чтоб его собаки за пятки кусали, сказал, что никому здесь теперь верить нельзя.
— А ты, значит, мне поверить решил?
— У меня выбора нет. Ведьма сказала, где княжну схоронили, да боюсь мне одному не справиться, а верю я только Сияне… да тебе, ещё.
— С чего это?
— С того, что был бы камень у тебя за душой, не стала бы ты с нами пироги есть, да щи хлебать. Умения бы хватило и меня порешить, и Сияну. Не так разве?
— А если я хитростью…
— Оставь! Скажи лучше, поможешь или нет?
Цветава в упор посмотрела на него, и Ждан совсем невпопад подумал, что глаза у неё очень красивые — большие, серые, с зелёными крапинками, будто цветы на камнях.
— Помогу, — сказала она. — У меня тут, кроме вас, никого нет, а может, теперь и не только здесь.
— Тогда завтра выходим пораньше.
— Куда?
— В Волотов лес. Ведьма говорила там
— Не солгала?
—Думаю, нет. Жизнь свою поганую выторговывала.
Цветава, задумалась, потом сказала:
— Прости.
— За что ещё?
— Никого ты не губил… кроме этой ведьмы. Сами мы, видно, под удар подставились.
— А скажи-ка, знал ли кто-нибудь о том, зачем вы с Радимом сюда идёте.
— О моём разговоре с Твёрдом точно никто проведать не мог. Он даже когда послание передавал, не писал ничего на бересте, кроме значка тайного.
— А Радим? Может, он кому-то рассказал?
— Не знаю даже. Он мне до последнего ничего не говорил. Шепнул только твоё имя перед выходом из поруба, вот и всё. Не думаю, что он разболтал.
— Тогда совсем непонятно.
— Кто-то знал, что придут из Вежи изменников искать, но не, знал кто именно придёт.
— Значит, они на тебя не подумали поначалу.
— А когда я тебя искать начала, всполошились и всех перетравили.
— А где ты была?
Цветава наморщила лоб.
— На базаре со стражниками разговаривала, с сотником, с Горыней, и… там ещё один десятник был.
— Как выглядел? — подобрался Ждан.
— Высокий, всего на три головы тебя ниже, волосы русые, нос набок свёрнут…
— Уйка!
— Не знаю, его по имени не называл никто.
— Зато я знаю. А знаешь, что самое дивное в этом самом десятнике?
— Что?
— А то, что вчера он тебя увидел, а сегодня, после того как твой десяток отравили, срочно умчался не пойми куда, вместе со всем десятком.
— Получается, его ты искал?
— Вряд ли, — покачал головой Ждан. — Слишком мелкая сошка он. Что может десятник? Ну, убить кого-то, ну в бою в спину ударить…
— Ворота врагу открыть.
— А самосветные камни? А где он этих твоих колдунов прячет? Под лавкой, в гриднице? Нет, есть ещё кто-то, вот его и надо искать. Но только после того, как княжну обратно приведём.
— А если не приведём?
Ждан не ответил. Не говорить же ей, что в последние дни его частенько посещала мысль, просто трусливо бросить всё и сбежать из этой ставшей постылой крепости, забиться куда-нибудь в угол поглуше, чтобы слыхом не слыхивать обо всех этих предателях, смертях, ведьмах, губящих чужих мужей и прочей нечисти. Он твёрдо решил, что если не удастся спасти дочь князя-воеводы, то обратно он не вернётся. Пусть думают, что хотят о нём. Хватит. Ему здесь всё равно уже не выжить, так может, где-то в другом месте удастся пусть хоть не прожить жизнь, как полагается, так умереть лицом к лицу с врагом, а не в подворотне от ножа в спине.