Беззаветные охотники

Greko

Свежеиспечённый кунак оценил. Два воина, они понимали друг друга без слов. А Вася заслужил его уважение и своим рыцарским поведением, и проявленной смелостью в бою, и своими навыками солдата. Добрый кунак у него появился в русской крепости!

— Бакшиш? — с надеждой спросил он.

Вася задумался. Ткнул пальцем в обувку чеченца.

— Япрякъ? Чувяк?

— Во-во! Чувяки мне принеси.

Унтеру была нужна нормальная обувь, а не тяжелые сапоги, чтобы шастать по лесу. Еще во время своего побега из рабства он оценил удобство чувяков из сафьяновой кожи. Правда, для зимнего времени годились они плохо. Когда

в горах выпадал снег, чеченцы даже прекращали свои набеги, опасаясь отморозить ноги. Но как говорится: за неимением гербовой пишем на простой. Вася считал, что для скрытного перемещения лучше он ничего не найдет. Вообще, было бы неплохо разжиться нарядом горца, чтобы в случае внезапной встречи сойти в первый момент за своего. Об этом стоило подумать!

— Якши, якши, Ивась! — радостно закивал Ваха и добавил по-чеченски. — Папаху и бурку тебе принесу! За родовой кинжал ничего не жалко!

— Как ты меня назвал?! — вмиг вызверился Вася. — Я Василий, не Ивась! Запомни, гололобый!

— Якши, якши! — забормотал чеченец и с трудом повторил. — Василий!

Коста. Фрегат «Браилов», Севастополь — рейд Бююкдере, февраль-март 1839 года.

Мне выпало на собственной шкуре испытать всю степень благодарности Черноморского флота. В том смысле, что эту самую шкуру холило, нежило, чесало и гладило множество моряцких рук, начиная от младшего юнги и заканчивая великим и ужасным адмиралом Лазаревым.

Мы проделали тяжелый месячный путь из Тифлиса в Крым в объезд Азовского моря. Немного пришли в себя в гостях у Марии. И тут же поспешили в Севастополь, где нас поджидал практически новенький 44-пушечный фрегат «Браилов». Он был спущен на воду в 1836 году. В практических плаваниях меньше года. Командовал им мой знакомец, который встречал меня у Туапсе, капитан-лейтенант Николай Федорович Метлин. Он снова обрел собственный корабль. Отличился при высадке десанта в Цемесской бухте.

— Константин Спиридонович! Вам с супругой отдаю свою каюту. Даже не спорьте! Была бы моя воля, поместил бы вас в адмиральскую! Но там устроили чиновников Министерства Иностранных дел — членов делегации, к коей вас прикрепили.

— Помилуй бог, Николай Федорович! Как же мы вас так стесним?

— Не впервой, — отмахнулся капитан. — Я в плаванье и сплю-то урывками, не раздеваясь. Поступи я по-другому, весь флот меня бы не понял. Перед вашим прибытием чуть не драчка вышла между нижних чинов за право стать вашими вестовыми. С трудом отобрали двоих!

Сметливыми и шустрыми оказалась эта парочка матросов. Вмиг распределили наши вещи. Да так удобно, что все оказалось, вроде как, под рукой. Один из них, Фадеев, мне хитро подмигнул:

— Пожелает ваша супруга нормально помыться, вы мне только моргните. Притащу вам из трюма пресной воды. Ребята порешили вам из своей доли выделять во время всего плавания. А не хватит — сопру!

— Линьков не испугаешься?

— Кто на баке не бывал, тот моря не видал! — лихо и бесшабашно ответствовал вестовой.

Большая софа, зажатая между шкафом и переборкой, явно выигрывала у всех тех спальных мест, которые мне ранее доставались на кораблях. Так и хотелось ее испытать вместе с Тамарой на предмет устойчивости к «качке». Но нас ждали в кают-компании. Двадцать офицеров фрегата жаждали познакомиться с «чемпионом»

Черноморского флота, не дожидаясь выхода в море.

Я, признаться, уже устал от флотских банкетов. Один прием у Лазарева чего стоил! После парадного обеда, состоявшего преимущественно из тостов в мою честь, он отвел меня в кабинет.

Адмирал был в курсе моих неприятностей и не скрывал своего разочарования.

— Раз Государь так решил, так тому и быть. Но я своего обещания не забыл. Говори, чем тебе отплатить?

— Михаил Петрович! Лишь об одном прошу: не оставьте своим попечением Балаклавский батальон! Боятся греки, что его расформируют.

— Нешто себе ничего не попросишь? Странный ты грек, Коста! Без заслуженного ордена остался — не ропщешь! Имеешь возможность от флота выгоду поиметь — просишь за греков! Так тому и быть: доколе я черноморцам командир, буду ходатайствовать о практическом применении этих пиратов. Чего они хотят?

— На кавказских берегах крейсерством заняться!

— Услышал! Пусть выходят с проектом! Посмотрим, что из этого выйдет[1].

В кают-компании было тесно, но совсем не так, как на бриге, где во время большого застолья все сидели друг у друга на коленях. Фрегат — он и есть фрегат. Большой стол, накрытый белой скатертью, ломился от закусок и бутылок. Впрочем, офицеры на выпивку не налегали, ломая шаблон «моряки — беспробудные пьяницы». Большинство так и пригубляло из первой налитой рюмки или бокала.

Всем распоряжался выбранный офицерами содержателем кают-компании обер-офицер Саша Быстров. «Браилову» с ним повезло. Встречались личности, взявшие на себя обязанность следить за офицерским хозяйством, которые превращались в совершенных тиранов. Они постоянно ожидали подвоха и поминутно требовали от товарищей выражения восторга их предприимчивостью и тонким вкусом. Быстров был другим. Он никого не третировал. Все у него получалось легко и непринуждённо. На шутки товарищей откликался охотно и с юмором. От неудачи корабельного кока в уныние не впадал и сам подтрунивал над собой, грозясь оставить себя без десерта. С таким ангелом-покровителем кают-компании наш средиземноморский круиз обещал выйти презанимательным и приятным путешествием.

Познакомился с дипломатами. Серьёзные, неулыбчивые чиновники были несколько обескуражены приемом, данным в нашу честь. Я считался прикрепленным к ним переводчиком — подчиненным лицом и намного ниже чином по Табели о рангах. А меня чествовали как какого-нибудь вице-адмирала или гофмаршала. Глава делегации, действительный статский советник Иван Данилович Кудрявцев, не скрывал своего раздражения, но вынужден был смириться. Спорить с Богом, каковым на корабле был его капитан, он не решился. Лишь на прощание, в конце банкета, сухо мне сообщил:

— На стоянке в Бююкдере обсудим правила пребывания в Лондоне.

Видимо, он был не в курсе моих инструкций. Ну что ж, его ждало открытие, а приятное или нет — это ему решать. Скрывать поручение Государя у меня не было ни причин, ни указаний.

Переход к Стамбулу вышел терпимым. Нас, конечно, изрядно покачало. По каюте полетали стулья, пока вестовые их не закрепили намертво. Чай пили, разложив на столе специальные рейки, чтобы бокалы не постигла печальная участь стульев. На палубу не поднимались: мы еще не отрастили себе, по выражению Метлина, «морские ноги».