Беззаветные охотники
Шрифт:
Встали на рейде Бююкдере. Тамара была само нетерпение, мечтая о скорой встрече с братом. Добрались до посольской пристани. Выгрузились. На причале, широко улыбаясь, меня ждала радостная компания друзей под предводительством Фонтона.
Но все пошло не так.
Не успел я покинуть причал, нарисовались два турецких офицера с бриллиантовыми знаками под подбородком.
— Поручик русской службы Варваци является нежелательной персоной на территории Османской империи! — объявили они громогласно. — Во избежание дипломатического конфликта просим
Да, недооценил я турок. Похоже, мои «художества» не остались незамеченными турецкой разведкой. Она явно поднимала голову, как и вся Османская империя благодаря реформам Танзимата. Внутренние процессы меняли Порту. Она уже была не такой несчастной и искавшей покровительства России, как шесть лет назад. Первый звоночек, возвещавший о том, что Турция возрождается. И недалек тот час, когда на Кавказе снова появятся ее эмиссары.
Об этом мне шепотом рассказал Фонтон, когда после его безуспешных попыток провести меня хотя бы на территорию посольства мы возвращались на шлюпке на «Браилов». На Тамару было больно смотреть. Встреча с братом отменялась. В одиночку, даже в сопровождении Бахадура, отправлять ее в Стамбул казалось безумством.
— Тамара Георгиевна, голубушка, что случилось?! — участливо встретил нас Быстров.
Жена всхлипнула и убежала в каюту. Лейтенант проводил ее удивленным взглядом. Обратился ко мне с лаконичным и конкретным вопросом:
— Чем флот может помочь?
— Не пускают меня турки на берег. А в Константинополе живет брат супруги. На свадьбе нашей не был. Мечтали устроить семейный праздник.
— Понимаю, понимаю, — Быстров покачал головой. — Сочувствую.
— Спасибо. Пойду, постараюсь как-то супругу успокоить.
— Да, да! Это сейчас самое необходимое! — лейтенант вдруг улыбнулся. — Вы главное скажите Тамаре Георгиевне, что утро вечера мудренее!
— Да, конечно.
Я пошёл в нашу каюту, несколько недоумевая, с чего это Тамару может успокоить народная мудрость?! И улыбка Быстрова меня смутила. Было в ней что-то с подковыркой.
Тому пришлось успокаивать долго. В том смысле, что речей много не потребовалось. Тамара предпочла утешение другого рода, более верное и действенное. Хотя я все равно все время пытался её убедить, что еще не все потеряно. Что мы — ого-го! И Фонтон, мол, сейчас с турками глотку дерёт. И весь корабль только нами и занят. В общем, врал красиво. Не знаю, верила Тамара или нет. Главное, что была удовлетворена.
Вечером на короткое время вышли к ужину. Все опять нам сочувствовали. Кроме Быстрова. Его почему-то за столом не было. На мой вопрос, куда он подевался, Метлин ответил, что выполняет срочное поручение. И тоже улыбнулся с какой-то подковыркой. Хитро так улыбнулся. Я про себя махнул рукой: мол, буду я еще тратить время на разгадку подобных улыбок.
Вернулись в каюту.
— Скажи мне, Коста, — спрашивала жёнушка, раздеваясь, — это только у меня такая причуда?
— Какая, душа моя? —
— А такая, что мне на новом месте хочется заниматься любовью еще больше!
— И у тебя?! — я улыбнулся. — А я думал, что один такой извращенец в нашей семье. А вон что оказывается! У меня женушка совсем бесстыдница!
— Да! — Тома уже тянула меня за руку. — И у меня есть оправдание. Мне нужно успокоиться!
— Тут не поспоришь! — я уже лежал рядом.
— Мы как собаки или кошки, — рассмеялась Тамара.
— Почему?
— Метим территорию!
— Да, смешно! Ну, Лондон, держись!
…Разминка перед кэпитал оф грейт британ прошла более чем успешно. Настолько, что мы даже не заметили, как заснули. А вот побудка вышла для меня мучительной. Проснулся от какого-то беспрестанного шума, беготни. Топот ног, приказы офицеров почему-то громким шепотом.
«Твою ж… — вздохнул я. — Что они там разбегались с утра пораньше? Что за аврал?»
Думал уже повернуться на другой бок, попытаться все-таки еще чуть урвать сна, да тут стук в дверь раздался, затем голос Быстрова.
— Константин Спиридонович!
Я подошёл к двери.
— Да.
— Простите, что разбудил. Но Метлин очень просит вас и Тамару Георгиевну в лучших нарядах на палубу.
— Что случилось?
— Так утро же. Которое мудренее! — даже через дверь была слышна довольная усмешка лейтенанта. — Не откажете?
— Да, конечно! Через пятнадцать минут будем.
— Не торопитесь. Главное, чтобы было красиво! Лучшие наряды, прошу!
Быстров ушёл.
Я растолкал свою царицу. Все изложил. Забегали, не понимая, что происходит. Но все исполнили, как нас попросили. Тамара решила «выгулять» праздничное национальное платье, подготовленное для королевских приемов. Я — красный мундир горского полуэскадрона со всеми своими орденами. Поражать так поражать!
Вышли. Поднялись по трапу на палубу. Открыли дверь. Сделали шаг. И остолбенели, и чуть не оглохли. Поразили не мы, а нас!
Казалось, что вся многочисленная команда фрегата, все 360 человек, была сейчас здесь. Это она встретила нас громоподобным и непрекращающимся «Ура!», доносившемся со всех сторон. Со всех, потому что, матросы выстроились не только на видимом пространстве палубы, но и заняли все ванты и реи, украшенные разноцветными флагами. Моряки в «парадках» висели или стояли, держась одной рукой. Другой приветствовали.
Лишь стихло мощное «Ура!», оркестр на шканцах вдарил марш Махмуда II — из уважения к месту и таланту Доницетти-паши[2]. Все офицеры выстроились между баком и грот-мачтой по правому борту, организовав для нас с Тамарой торжественный коридор, ведущий к банкетному залу под открытым небом[3]. Палубу между фок- и грот-мачтами освободили, сбросив на воду баркасы. На их месте установили импровизированный стол. Для комфорта гостей перед их рассадкой, погасили огни на камбузе, чтобы не мешал дым из трубы, торчащей из тикового настила в торце стола.