Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
В марте 1932 года Пантелеймона Кондратьевича назначили руководить парторганизацией одного из районов только что образованной Харьковской области. Это было значительное продвижение вверх по карьерной лестнице, но, забравшись на очередную ступеньку, он вдруг осознал, что из героя Гражданской войны постепенно перерождается в чиновника, и потому предпринял последнюю попытку вернуть уходящую бескорыстную молодость.
В первых числах декабря 1939 года он написал рапорт, в котором просил направить его в одну из частей, задействованных в боях против финской
Через три месяца конфликт угас, и Пантелеймона вызвали в Москву. В те времена такой вызов мог окончиться плачевно, но Пономаренко повезло: за участие в боях Зимней войны высокое кремлевское начальство вручило ему медаль «За боевые заслуги». А в довершении предложило два варианта будущей карьеры: либо он получает в петлицу третью «шпалу» полкового комиссара и остается в армии, либо возвращается на «гражданку» к руководящей партийной работе.
Вдоволь хлебнув военного лиха, Пономаренко выбрал второе и после недельного отпуска был направлен в Смоленск, где возглавил организацию коммунистов самого большого городского района.
Некоторое время ехали вдоль железной дороги. Слева еще мелькали крыши одноэтажных строений. Но вот последняя утопающая в зелени улочка городской окраины осталась позади, и «железка» плавно отвернула вправо. Где-то на горизонте еще темнели узкие полоски пролесков, виднелись овраги. Но уже все шире простиралась открытая равнина, изрезанная вдоль и поперек грунтовыми дорогами.
Оставляя за собой клубы пыли, «эмка» мчалась на восток. Редкие пешие попутчики, покинувшие город, оглядывались и отходили в сторону, пропуская спешащий автомобиль.
В паре километров от города Пономаренко заметил впереди светлую фигуру. Когда машина подъехала ближе, мужчины увидели молодую женщину. Одной рукой она держала маленького ребенка, другой толкала перед собой коляску с узлами.
— Цэ жинка офицера из Смоленского гарнизона. Я ее помню, — сообщил Величко. — Прихватим?
На заднем сиденье «эмки» покачивались два полных чемодана и саквояж. При желании там легко мог бы уместиться еще один пассажир с вещами.
В небе опять нарастал низкий гул авиационных моторов.
Пономаренко высунул сквозь разбитое стекло голову и взглянул вверх. Вдалеке — южнее Смоленска — по направлению на восток медленно плыла армада тяжелых бомбардировщиков с крестами на плоскостях.
— Не останавливайся, — глухо сказал он водителю.
Обдав женщину горячей пыльной волной, автомобиль пронесся мимо.
Как и ожидалось, первые подразделения вермахта вошли в Смоленск с юго-запада, со стороны Александровского пруда. Это были солдаты 106-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса. Свеженькие, не успевшие еще понести значительных потерь.
Засада, устроенная нашим пулеметчиком, стала для гитлеровцев звонкой оплеухой, но
Хозяйственный взвод под прикрытием вооруженных мотоциклистов отправился в центр на поиски подходящих зданий для размещения штаба дивизии. Остальные подразделения рыскали по дворам городских кварталов, подхлестываемые азартом и желанием поквитаться с врагами рейха.
Большинство из оставшихся горожан предпочитали прятаться по домам, но все же находились любопытные или смельчаки, желающие поглазеть на представителей новой власти.
А она — эта новая власть — не церемонилась. Разбившись на группы по шесть-восемь человек, нацисты останавливали, поверяли документы и обыскивали буквально каждого прохожего. Искали евреев, цыган, коммунистов, комиссаров и отбившихся от своих частей красноармейцев. При малейшем подозрении людей расстреливали на месте.
Весь остаток дня и всю ночь в узких улочках Смоленска металось эхо выстрелов.
Москва
Август 1945 года
— …Я однажды часов сорок подряд не спал, — припомнил военное лихолетье Бойко.
Разговор об отдыхе и сне вяло тянулся минут пятнадцать. Встали затемно, за день на свежем воздухе намаялись. Немудрено, что под вечер после сытного ужина все жутко хотели спать.
Костя Ким встрепенулся:
— И как же ты, Олесь, себя чувствовал?
— Не поверишь: очень хотелось жрать. И с координацией стало плохо — по окопам ходил, как после кружки чистого спирта.
— Случалось похожее состояние. Но полтора суток без сна — это, братцы, так… баловство. Да — тяжеловато. Да — трудно сосредоточиться. Мозги работают не так, мешки под глазами… — перечислял Старцев, жуя травинку и глядя в угасавшие небеса.
— А у вас, Иван Харитонович?
— Что у меня?
— Ну, сколько вам доводилось обходиться без сна?
— В одной из разведок случилось нам с Саней Васильковым серьезно вляпаться — трое суток глаз не смыкали.
— А что значит «вляпаться»? В засаду, что ли, попали?
— Нет, не в засаду. Обложили нас фрицы в одном болотистом лесочке. Сами сунуться боялись, но и выпускать нас не хотели. Ну а мы отсиживались на кочках и ждали помощи. Дежурили, глаз не смыкали. Если бы уснули — кранты обоим, — признался Иван. — Пакостное, доложу я вам, состояние. Ни есть, ни пить не хотели, потому как тошнота подкатывала. Влажность жуткая, руки-ноги — холодные. Комары величиной с помойную муху. Провалы в памяти, галлюцинации…
Разговор между сыскарями о сне и отдыхе зашел неспроста. Три автомобиля с «наместником патриарха», с охраной и «важным лицом из идеологического отдела обкома партии» прибыли в село Бородино около десяти часов утра. А Старцев, Бойко, Баранец, Горшеня и Ким приехали в его окрестности еще затемно.