Билли-талисман
Шрифт:
— Привет, — сказала она весело, ожидая услышать гнусавый голос Риты.
— И тебе привет, — ответил Стивен.
У Кэйт все внутри екнуло. Ей вдруг не хватило воздуха.
— О, Стивен. Здравствуй. — Она широко распахнула глаза, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как их вытаращил Эллиот.
— Стивен? Тот самый Стивен? — гримасничал он.
Кэйт, нервничая, отвернулась от него. У нее пересохло в горле.
— Я в неподходящее время? — спросил Стивен.
Ей хотелось ответить: «Нет, хуже было шесть месяцев назад, когда ты прекратил звонить», — но, разумеется,
— Нет, — сказала она. — Сейчас я пью кофе с Эллиотом, — она захотела прикусить себе язык. Ну почему она не сказала, что у нее свидание?
— Старый добрый Эллиот, — сказал Стивен, чем еще больше раздосадовал Кэйт. — Я скучаю по нему, — его голос понизился на полрегистра. — Я скучаю по тебетоже, — добавил он.
Кэйт почувствовала, как багровая волна побежала по ее шее и груди. Тем временем Эллиот буквально скрючился напротив нее, приставив указательный палец к горлу, тем самым намекая на то, чтобы она прервала разговор. Кэйт отвернулась вправо.
Ей не надо было напоминать, насколько опасен Стивен. Она его любила по-настоящему, и он поощрял ее привязанность. Кэйт давно уже приняла решение никогда не любить мужчину сильнее, чем он любил ее. Но Стивен любил ее — по крайней мере, до тех пор, пока длилась страсть. Потом, через восемнадцать месяцев, его пыл и привязанность испарились. Сначала Кэйт не замечала этого, но потом она постепенно осознала, что он больше не сосредоточен на ней. Затем она наткнулась на него, шедшего под руку с женщиной, которая стала его новой целью. Когда униженная Кэйт поставила перед ним вопрос, он был вынужден неохотно сознаться, но притом заявил, что между ним и Сабриной ничего не было, однако стоило Кэйт порвать с ним, как через каких-то шесть недель он уже был с Сабриной. Теперь Кэйт очень хотелось спросить, что же случилось с Сабриной. Но она не позволила своему любопытству одержать верх над здравым смыслом и гордостью.
— Послушай, я подумал, может быть, мы выпьем вместе кофе или что-то еще, — предложил Стивен.
— Не думаю, — отрезала Кэйт. — Я сейчас уже пью кофе.
— С тобой не так просто, — заметил Стивен, и проникновенность его голоса слегка взволновала Кэйт. Вдруг она поняла, чего ей не хватало в Майкле — способности к настоящим чувствам или умения их изобразить.
Но на чувства Стивена, какими бы глубокими они ни казались, нельзя было положиться. Он был или прекрасным актером (мнение Эллиота), или мужчиной, который боялся собственных эмоций, страстно желающим связи и затем убегающим от нее (теория Кэйт). Кэйт все еще верила, что Стивен любил ее, но испугался этого.
— Разве от меня зависело, чтобы сделать все проще? — спросила Кэйт. Эллиот закатил глаза и закрыл рот ладонью, чтобы показать ей, что она должна молчать — словно она сама не понимала этого. Она шлепнула его.
— Кэйт, у тебя есть полное право сердиться на меня. Но я клянусь, что не было дня, чтобы я не думал о тебе, не скучал по тебе, чтобы не пытался найти в себе мужество и позвонить тебе.
— Должно быть, это был тяжелый год, — ответила Кэйт.
—
— Я была слишком занята, — сказала она. — И я вот-вот буду обручена…
Эллиот выпрямился, обеими руками показал ей большим пальцем вверх и потом, словно в изнеможении, откинулся назад к спинке стула.
На другом конце было молчание, и Кэйт разрывали два чувства: она хотела, чтобы Стивен сдался и хотя бы немного пострадал из-за нее. В то же время ей хотелось, чтобы он был настойчивее, и ей было стыдно и неловко из-за этого.
— Это помешает тебе просто выпить со мной? — спросил Стивен. — У меня в самом деле есть потребность рассказать тебе, что произошло. Я думаю, что я сейчас излечиваюсь… Я просто понял некоторые вещи, о которых не знал раньше.
Кэйт сама не знала, хочет ли она слушать, что же Стивен узнал о себе самом. Она понимала, что встречаться с ним — плохая затея. Но ее непреодолимо тянуло к нему.
— Что, если в понедельник? — предложила она. — В четыре часа.
— Это было бы отлично, — обрадовался Стивен. — «Онил»? — Это был ресторан на Гранд-стрит, отличный, но несколько шумный бар и зал. Они часто бывали в этом месте неподалеку от его голубятни.
— Нет, — возразила она.
Она не хотела, чтобы он ее склонил к выпивке, затем к ужину, за которым последовало бы что-то еще. Об этом не могло быть и речи. Кэйт думала о более нейтральном месте.
— А что, если в «Старбаксе»? — И после его согласия она прервала разговор и бросила телефон в сумочку.
— Ты не пойдешь, — заявил Эллиот. — И знаешь почему? Потому что я больше не могу слышать об этом чертовом безмозглом мерзавце. Помнишь, что мне пришлось вынести в прошлом году? И сколько раз можно мужчине, пусть даже гею, петь с тобой «Я выживу»?
Кэйт не знала, смеяться ей или плакать. Они и вправду не раз пели песню Глории Гейнор, но только по просьбе Эллиота и потому, что она всегда вызывала у нее смех.
— Мы износили до дыр три компакт-диска, и если уж говорить об износе, то ты можешь заниматься саморазрушением, но я ценю жизнь и не смогу еще раз пережить Стивена. Если ты забыла, что это принесло тебе, зато я помню. Я просто не могу пойти на это. И ты тоже.
— Я вовсе не собираюсь проходить еще раз цикл «Стивена», — парировала Кэйт. — Но он лечится, и, вероятно, ему нужно высказаться.
— Что ему нужно, так это баба, и я могу быть спокоен до тех пор, пока это будешь не ты.
— Эллиот!
— Я не могу поверить, что он впервые за год звонит тебе посреди дня на мобильный и ты назначаешь ему свидание. У тебя что, нет гордости? — спросил Элиот и продолжил дальше, не дожидаясь ответа: — Ты позоришь всех женщин. Из-за таких, как ты, женщины вынуждены читать «Правила» и другие идиотские книги по самосовершенствованию. — В досаде он взмахнул руками и опрокинул питье Кэйт. — Ах, черт! — воскликнул он, и Кэйт не поняла, то ли это реакция на собственную неловкость, то ли на ее оплошность.