Биография отца Бешеного
Шрифт:
Я первым вызвался отвечать и начал писать на доске формулы, какие помнил. Где-то на сороковой формуле меня остановил старший преподаватель.
— Хватит, хватит, молодой человек! — замахал он руками, — Впервые вижу столько формул по органике, написанных абитуриентом, причем без единой ошибки! Не буду слушать остальные вопросы вашего билета! Давайте экзаменационный лист! — Он поставил «отлично» и расписался. — Может быть, еще кто хочет повторить сей «подвиг»? Сразу поставлю «отлично»! — предложил он тем, кто готовился отвечать, но никто не рискнул…
Когда профессор
— А с вами мы побеседуем…
Рассматривая оставшихся первокурсников, я с огромным удивлением заметил Валерия, который в химии разбирался как свинья в апельсинах. Подумав, что, может быть, смогу ему чем-нибудь помочь, я дожидался, когда он пойдет отвечать. На этот раз профессор вызывал сам. Наконец дошла очередь и до Валеры. Задав ему пару вопросов и мгновенно разобравшись, что тот в химии ни бельмеса, профессор спросил:
— Молодой человек, почему вы не подошли, когда я вызывал на «тройку»? Допустим, вы не хотели «тройку», тогда почему не подошли на «четверку»?
— Я боялся… — сквозь надутые губы процедил Валера.
— Ладно, сегодня вам ставить ничего не буду, завтра принимаю второй поток, приходите и уж там-то не оплошайте! — едва ли не впрямую намекнул профессор. — Договорились?..
— Спасибо вам, профессор, — сказал Валера и почему-то начал наклоняться к нему.
Фролов, вероятно, подумал, что Валера хочет чмокнуть его в руку: он нервно отдернул ее и сконфуженно промолвил:
— Идите! Идите! — потом повернулся к нам и сообщил: — В июне сорок первого я поставил двойку и началась война: с тех пор двоек не ставлю… Вы готовы отвечать? — спросил он следующего…
Этот профессор запомнился мне на всю жизнь, и память о нем очень теплая и нежная…
Неординарностью ситуации запомнилась мне преподавательница черчения и начертательной геометрии.
Как-то мы сдавали этот сложный предмет. Мне досталось непростое задание: начертить сечение одной замысловатой детали. Едва взглянув на рисунок, я понял, что даже если я и справлюсь с этим заданием, на него уйдет столько времени, что я опоздаю на тренировку.
Кроме профессора Арустамова, по учебнику которого мы учились, в аудитории были еще две преподавательницы. Среди студентов ходила байка, что сдать профессору Арустамову на «отлично» можно только мечтать во сне, получить «четверку» — словно выиграть в лотерею, а на «тройку» никто не обижался. Так что мне идти к нему совсем не хотелось. Следовало оценить двух других преподавательниц.
Одна из них была лет тридцати, с очень привлекательным лицом и красивыми длинными каштановыми волосами, ниспадающими едва ли не до самого пояса. Вторая была блондинкой и лет на двадцать старше первой. Красавицей ее назвать было вряд ли возможно, но что-то в ее лице говорило о мягкости и доброте характера. Ища решение и делая наброски чертежа, я раздумывал, к кому лучше идти отвечать: к той, что постарше, или к той, что помоложе?
Поглядывая
Когда она подошла к моему столу и склонилась ко мне, ее волосы, соскользнув с плеч, упали на мою руку. От них шел такой удивительный аромат, что у меня несколько закружилась голова, а сердце заколотилось, как у бегущего стремглав зайца.
— Молодец, очень хорошо! — одобрительно проговорила она, как бы нечаянно накрыв ладонью мою руку, а второй неожиданно быстро прошлась карандашом по моему наброску, в буквальном смысле подсказав мне ответ на задачу. — Думаю, вы уже готовы отвечать, — тихо добавила она.
У меня кровь прилила к голове, и в висках застучали сотни молоточков.
— Можно к вам? — шепотом спросил я.
— Конечно, — улыбнулась она, чуть сжала мою руку и пошла к своему столу.
Как только она села, я поднял руку. Не успела моя спасительница и рта раскрыть, как вмешался профессор Арустамов:
— Готовы? Идите сюда!
На какие-то доли секунды я растерялся, не зная, что делать, но перехватил чуть заметное движение головы той, что протянула мне руку помощи. «Не ходи!» — прочитал я в ее глазах.
— Извините, профессор, я еще не готов, но хотел бы задать вам вопрос! — пытаясь потянуть время, я искал, что бы такое спросить у него и нашел. — Можно?
— Вам что-то непонятно в билете?
— Нет-нет, речь о вас…
— Вот как? — усмехнулся он, — И что же?
— Это правда, что по вашему учебнику «Черчение и начертательная геометрия» учатся и в других странах? — Я спросил наобум, но заметил, что все находящиеся в аудитории — не только студенты, но преподавательницы — с интересом прислушались.
— Да, он переведен в пяти странах, но об этом, если вам интересно, поговорим на занятиях, а здесь не мешайте другим студентам готовиться к экзамену, — не очень любезно заметил Арустамов.
Несмотря на напускную строгость профессора, мне показалось, что Арустамову польстил мой вопрос. Так или иначе, он оставил меня в покое, а я получил новую задачу: как избежать попадания за его стол?
Помог господин Случай, с которым я на «ты»: заглянула секретарша декана и передала просьбу шефа срочно зайти в деканат.
Не успела за профессором закрыться дверь, как я, перехватив чуть заметный кивок «моей» преподавательницы, спешно устремился за ее стол.
— Вы очень к месту вспомнили о книге профессора, — делая вид, что разглядывает мое решение, тихо проговорила она и как бы невзначай снова положила свою руку на мою.
Мое тело одеревенело, а лицо покрылось краской. Казалось, все в аудитории все видят. Хорошо еще, что я сидел к ребятам спиной. Я бросил быстрый взгляд на вторую преподавательницу, но та, к моему счастью, читала «Огонек».