Бирюлевские чудеса
Шрифт:
– А чего это ты с Джимми будешь?
– теперь возмутился Вован.
– Во деловой, в натуре! А нам не интересно, думаешь?
– Да при чем тут "интересно, не интересно"? Я же о деле думаю, чтобы не попался никто - времени же мало до утра остается.
– Ну и что? Все же посмотреть хотят.
– А что это вы тут делаете? По домам вам не пора?
– Ребята и не заметили, как вышла Евгения Петровна.
– Да мы так просто...
– неловко затоптался Герка.
– Поболтали немножко, сейчас уже побежим.
Но Евгения Петровна не зря
– Гера, ты ведь совершенно не умеешь обманывать, - укоризненно сказала она.
– Что вы еще затеяли, разбойники?
"Разбойники" отводили глаза в сторону. Врать Евгении Петровне не хотелось, а сказать правду - вдруг не разрешит? Ну и плакал тогда эксперимент. Евгения Петровна внимательно посмотрела на них. Кажется, замышляют они что-то серьезное...
– Ребята, - мягко проговорила она, - ведь вы обещали мне советоваться со мной? У вас что-то случилось? Ну... ну я никому не расскажу!
Последние слова Евгения Петровна произнесла почти жалобно.
Ну что было делать, когда вот так человек просит? Да и вообще, по правде говоря, скрывать что-то от Евгении Петровны не хотелось. Киль решился.
– ...Ну вот, а теперь мы хотим попробовать. Только не договорились еще, кто где стоять будет. Все хотят быть возле Джимми, а смотреть по сторонам никому не интересно, - закончил он.
Евгения Петровна выслушала Киля очень внимательно, не перебивая. Потом сказала, что в педучилище у них был семинар по этой теме, когда они проходили курс сказочной истории. Но на семинаре говорили, что все способы изменения погоды давно забыты. Историки смогли разыскать только общие описания колдовства, а точные рецепты считаются утерянными. И если в семье Джимми сумели сохранить такие древние рецепты чудес, то это будет самое настоящее научное открытие. Конечно же, она поможет ребятам провести эксперимент. Но обо всем этом они поговорят завтра, потому что сейчас пора по домам.
А на следующий день эксперимент чуть было не сорвался. На уроке родной речи ребята должны были рассказывать наизусть отрывок из "Сказки о золотом петушке". Первым Евгения Петровна вызвала Джимми.
Джимми вышел к доске и бодро начал:
– Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
Смолоду был грозен он...
– тут бодрость Джимми улетучилась и он начал внимательно изучать потолок, беззвучно шевеля пухлыми губами.
– Так, дальше, - поторопила его Евгения Петровна.
– Дальше?
– нерешительно переспросил Джимми.
– Ну, дальше у него возникли проблемы... Извините, я дальше не помню...
Он опустил голову.
– Джимми, что значит: "Не помню"?
– слегка растерялась Евгения Петровна.
– Ты ведь всегда хорошо отвечал, даже когда только пришел в школу. У тебя все в порядке? Ты не заболел?
Не поднимая глаз, Джимми покачал головой. И все увидели, что смуглые мулаты тоже могут краснеть, причем очень густо и стремительно.
– Садись на место,
Следом за Джимми к доске вышел Герка, и история повторилась. Ни Генка, ни Ромка, ни Славка ничего вразумительного сказать не смогли.
– Гера, ну а у тебя-то что случилось? Ты же это еще в прошлом году учил!
– Евгения Петровна начала слегка сердиться.
– Да вот... Понадеялись друг на друга...
– пробормотал Ромка, а Генка со Славкой так же, как и Джимми, не отрывали глаз от пола.
– Понятно... Кто еще не готов?
– Евгения Петровна стала непривычно строгой.
– Ой-ой-ой, вот это да...
Медленно, словно растущие стебельки на ускоренной киносъемке, над партами поднимались руки учеников. Из всего класса был готов к ответу только Киль - он эту сказку знал наизусть еще с трех лет, но тоже поднял руку. Наверное, любой поймет, почему.
– Так, мои хорошие, - встала Евгения Петровна.
– Кажется, мне все понятно. Вместо стихов вы все учили заклинание, я правильно поняла?
Виноватое сопение было знаком того, что поняла она правильно. Евгения Петровна приготовилась произнести суровую и беспощадную воспитательную речь о том, что ее любимые ученики окончательно развинтились, и потеряли совесть. О том, что своим бессовестным поведением они не могут вызывать к себе никакого доверия и что никакие чудеса не могут проводиться в ущерб урокам. Что сегодня она выставит всем двойки и ни-ка-ких экспериментов!
Но ее опередил Киль. Юнга с "Крузенштерна" твердо знал, что капитан всегда, несмотря ни на что, должен защищать своих матросов, как бы они не провинились. Потом он может наказать их со всей строгостью, но сначала он должен принять удар на себя, потому что капитан отвечает за матросов. Киль затеял всю эту историю и теперь чувствовал себя капитаном, который обязан защитить свою команду. И еще - спасти эксперимент.
– Евгения Петровна, извините нас, пожалуйста, - тихо, но твердо проговорил он.
– Конечно, мы поступили по-свински, но больше всех виноват я. Я это все придумал, мне и двойку ставьте. А ребята завтра все выучат, честное слово.
– А ты уверен, что все выучат?
– Да, - так же твердо ответил Киль, - за ребят я уверен.
– А за себя?
– И за себя уверен. Евгения Петровна...
– Киль глубоко вздохнул.
– Вы меня отругайте, пожалуйста, только... Разрешите нам все-таки эксперимент провести, а?
Возможно, некоторые учителя после таких слов Киля наговорили бы очень много разных неприятных слов. Что-нибудь вроде: "Ну конечно, сейчас вы все послушные и кроткие. Сидите с виноватым видом и надеетесь выпросить таким образом прощение. А о чем вы думали вчера? А в следующий раз тоже так будет? Нет, мои дорогие, я думаю, мне есть, о чем поговорить на родительском собрании".