Бисмарк: Биография
Шрифт:
Бисмарк тем не менее стал признанным лидером ультраконсерваторов, как он сообщал Иоганне, через четыре дня после своей коронной речи. Он извинился за то, что не смог приехать на Троицу в Рейнфельд, поместье своих свойственников Путткамеров, которым теперь управляла его невеста, сославшись на то, что сейчас на сессии важен каждый голос и ему необходимо находиться в Берлине или поблизости. Дело – прежде всего. Далее Бисмарк сообщал:
...
«Мне удалось взять шефство над значительным числом или по крайней мере над несколькими депутатами, составляющими так называемую «дворцовую партию», и другими ультраконсерваторами.
Для того чтобы стать вожаком ультраконсерваторов на Соединенном ландтаге в 1847 году, Бисмарк должен был превратиться в самого оголтелого экстремиста, самого дикого реакционера и самого свирепого полемиста. Он проделал это с такой же легкостью, с какой облачался в экстравагантные костюмы в Гёттингене. Здравому человеку вроде Бюлова-Куммерова было непонятно демоническое представление, разворачивавшееся перед его глазами. Да и не только ему.
8 июня Бисмарк писал Иоганне:
...
«В целом я чувствую себя крепче и поспокойнее, чем прежде, потому что принимаю более активное участие во всем… Обсуждения стали острее: оппозиция превращает все в партийные проблемы. Я приобрел много друзей и много врагов, последних – больше внутри, а первых – вне ландтага. Люди, не желавшие прежде знаться со мной, и те, которых я еще не знал, замучили меня своей любезностью; я получил множество рукопожатий, сделанных со значением… Вечерние собрания после ландтага немного утомительны. К наступлению ночи я возвращаюсь с верховой езды и иду прямиком в «Английский дом» или в «Римский отель». Меня так захватила политика, что я не ложусь спать раньше часа ночи»26.
Бисмарк увлекся не только политикой и политическими интригами, но, я думаю, и возрастающим осознанием своего интеллектуального и волевого превосходства над другими депутатами и их сторонниками. Он окунулся в политику с такой же страстностью, с какой вел образ жизни «шального юнкера», шел на риск, слишком много пил и слишком быстро гнал лошадей. Кроме того, ему нравилось манипулировать людьми. В его письмах все чаще и чаще появляется слово «интрига». Положение лидера открывало новые возможности, а светловолосый тридцатидвухлетний красавец-гигант знал, как ими воспользоваться. 22 июня 1847 года он писал Иоганне: «Позавчера мы были вместе с моим другом королем, и я был обласкан их величествами»27.
Во второй раз с зажигательной речью Бисмарк выступил во время дебатов по поводу отмены гражданских ограничений для прусских евреев. Как мы уже писали во второй главе, для юнкеров вроде Людвига фон дер Марвица либерализм и равенство для евреев означало лишь то, что «наша древняя, любезная сердцу Пруссия превратится в махровое еврейское государство»28. Фридрих Рюс еще в 1816 году заявлял: «В христианском государстве не должно быть никого, кроме христиан»29. Для юнкерских пиетистов хорошим евреем был только обращенный в христианство еврей. Во время обсуждения еврейского вопроса на Соединенном ландтаге 14 июня 1847 года генерал Людвиг Август фон Тиле, президент Берлинской миссии для евреев, следующим образом обосновал свои возражения против предоставления евреям равенства:
...
«Сегодня я услышал о том, что христианство и вообще религия не должны приниматься во внимание при обсуждении государственных дел. Один из досточтимых депутатов выразил проблему в таких словах, с которыми я готов согласиться всем сердцем. Он сказал: «Христианство не должно быть частью государства. Оно должно стоять над государством и управлять им». Такую позицию я поддерживаю всем сердцем… Он (еврей) может родиться подданным
15 июня 1847 года подошел черед Бисмарка выступить на Соединенном ландтаге по вопросу гражданского равенства евреев:
...
«Должен сразу же признать, что я переполнен предрассудками. Я всосал их с молоком матери, и мне не удалось от них избавиться. Если бы мне пришлось иметь дело с представителем его святейшего величества короля – евреем и ему подчиняться, то, признаюсь, я чувствовал бы себя подавленным и униженным; меня покинули бы чувства гордости и чести, с которыми я исполняю свой долг перед государством»31.
Бисмарк говорил то, что думали большинство его коллег-юнкеров, и в данном случае он принадлежал к депутатскому большинству.
17 июня 1847 года Соединенный ландтаг двумястами двадцатью голосами против двухсот девятнадцати отказал евреям в праве занимать государственные должности и служить христианскому государству32. 23 июля 1847 года был принят Judengesetz(Еврейский закон), запрещавший евреям пользоваться правами stndische, то есть наследственными сословными и статусными правами. Они не могли ни избираться в окружные и другие провинциальные сеймы, ни пользоваться какими-либо правами, связанными с владением дворянскими поместьями, несмотря на то что некоторые состоятельные евреи уже приобрели поместья, теоретически дававшие им такие права как собственникам33.
Ультраправая группировка Бисмарка и его друзей, вопреки их желаниям, стала парламентской партией, и менее чем через год в Пруссии появится своя конституция. Им недоставало идеологии, как написал Роберт Бердал, «той идеологии, которая предложила бы теорию сильной монаршей власти без бюрократического абсолютизма», а в 1847 году они располагали лишь концепциями традиционного господства дворянства Адама Мюллера и Карла Людвига фон Галлера, приравнивавшими государство к большой семье34.
Теоретическая помощь пришла от выдающегося и теперь почти забытого мыслителя – Фридриха Юлиуса Шталя (1802–1861). Родившись Юлиусом Йольсоном в Вюрцбурге в ортодоксальной еврейской семье, он после обращения в лютеранство 6 ноября 1819 года взял себе фамилию Шталь и имя Фридрих. Впоследствии Шталь стал главным правовым авторитетом в консервативном движении. Он написал двухтомный труд по философии права, в котором подверг резкой критике не только идеологов Просвещения, но и всю традицию естественного права. Ему хватило интеллектуальных сил для нападок на Гегеля и для создания альтернативной субъективной теории правовых основ. Он считал: полагаться исключительно на разум равнозначно тому, чтобы, «приняв глаз за источник света, пытаться изучать историю не путем исследования событий, а посредством анализа строения и структуры глаза»35. Шталь придерживался преимущественно бёркианской концепции истории и институционализации, но основывался не на либеральных взглядах на историю, а на ортодоксальном лютеранском убеждении в человеческой греховности и порочности.
В 1848 году Шталя избрали в верхнюю палату, и он вошел в число тринадцати самых крайних консерваторов, став их духовным лидером. Его биограф Эрнст Ландсберг назвал «иронией истории» тот факт, что великие христианские неопиетисты-землевладельцы выбрали себе вождем этого маленького, тщедушного, скромного и чрезвычайно учтивого буржуя, всегда одетого в черный костюм и похожего больше на священника, а не на профессора права, говорившего режущим слух голосом и всем обликом напоминавшего о своем национальном происхождении36. Когда 10 августа 1861 года Шталь умер, Ганс фон Клейст написал Людвигу фон Герлаху: