Битва под Острой Брамой
Шрифт:
– Рад видеть здесь в Вильно славную лейб-гвардию! Давно ли из Петербурга? – спросил артиллерист.
– Теперь уже из Варшавы. Собственно, и из Петербурга уехал недели три назад, только кажется, будто сие было давнымдавно, – сказал Княжнин, ответив на воинское приветствие незнакомца.
– Капитан Тучков, Сергей Алексеевич, – представился тот, протянув руку.
– Дмитрий Сергеевич Княжнин, капитан-поручик.
– Так могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Вероятно. У меня было два дела: доложить о своем прибытии генералу Арсеньеву и поужинать где-нибудь в приличном шинке.
– Первое ваше дело лучше отложить на завтра. Генерала Арсеньева я только что видел играющего на бильярде в трактире Антокольского
– Таким образом добиваться расположения не намерен…
– Тогда сразу ко второму делу. Вместо ужина в приличном шинке предлагаю вам отправиться в мой «замок» и отужинать в компании моих товарищей, мы держим общий стол.
– Удобно ли это?
– Без сомнения. Мы все здесь, сказать по правде, уже порядком наскучили друг другу, посему будем рады компании человека, еще три недели назад обретавшегося в Петербурге и успевшего навестить Варшаву. И вы нас ни в коей мере не стесните, я же говорю, в моем распоряжении целый «замок» – палац Гендзиловских. Сии апартаменты мне достались «в наследство» от квартировавшего в них прежнего моего начальника полковника Челищева. Он назначен на повышение, стало быть, я пока остался за него начальником всей нашей Виленской дивизионной артиллерии.
– В таком случае благодарю за приглашение.
Они пересекли площадь и пошли по улице, еще не знакомой Княжнину.
– Запоминаете дорогу? – улыбнулся Тучков. – Правда, не мудрено в этой паутине и запутаться. Мы с вами идем в сторону Троцкого предместья, или Погулянки, там размещена моя артиллерия. Вы не беспокойтесь, назад вас проводит мой слуга.
Княжнин давно заприметил, что на небольшом отдалении за Тучковым следует ординарец в ярком гусарском ментике (вот еще подтверждение того, что в российской армии наряжаются кто во что горазд).
– Так или иначе, я вас вечером одного не отпущу, небезопасно, – продолжал капитан Тучков. – Полковник Челищев квартировал в палаце один, а я пригласил своих офицеров. Вместе, ежели что, не страшно.
– А что, случалось, чтобы на наших здесь нападали? – насторожился Княжнин.
– Пока Бог миловал. Однако же слухи, распространяемые здешними жидами, заставляют держать ухо востро. Слухи таковы, будто бы будет нам здесь устроена Варфоломеевская ночь.
– Вот как. Стало быть, генерал Игельстром меня не обманывал. У него в Вильно свои соглядатаи имеются, которые, надо полагать, доносят ему примерно то же. Так что я бы вам посоветовал не токмо ухо востро держать, но и фитили при ваших пушках зажженными… А я ведь прислан сюда не под охраной вашего гусара гулять, а напротив, на его манер следовать за литовским гетманом, оберегать его от покушений…
– В таком разе участь ваша незавидна. Гетман Косаковский весьма своенравен.
– Спасибо за участие. Вы сразу верно все поняли. Завидую вам, у вас дело понятное, как у всякого военного, – содержи свою артиллерию в порядке и готовности. В самом деле, куда проще было на настоящей войне. Тут мы, там шведы, дерись, заботься о своем солдате, ему твоя забота нужна, а высокому чину… только лесть.
– Так вы воевали в Финляндии? – обрадовался Тучков. – Я ведь тоже две кампании провел там на галерах, аки раб! Идемте же скорее, нам будет что вспомнить!
Так паче чаяния первый вечер в Вильно, проведенный в доброй компании артиллерийских офицеров, получился очень приятным. Оказалось, что Княжнин и Тучков не только почти ровесники, почти равны по чину, воевали рядом, стало быть, братья по оружию, – у них еще и отцы у обоих военные инженеры, причем получалось, что отец Княжнина состоял под началом у батюшки Тучкова, бывшего генерал-поручиком и начальником всей инженерной части. Княжнин и Тучков
И заканчивался этот довольно длинный сонет строкой:
«…Вот кратко при дворе как должно гибко жить».Выслушав, Княжнин, выпивший по случаю знакомства немного пуншу, с чувством пожал поэту руку.
– Все верно. Только я в последней вашей фразе «должно гибко» заменил бы на «вовсе гадко», – сказал он. Впрочем, охватившая его грусть была легкой и даже приятной.
Глава 11
Проще пареной репы
Была у Княжнина слабая надежда на то, что генерал Арсеньев вместо того, чтобы перенаправить его к здешнему гетману, возьмет да назначит его временным командиром любого армейского подразделения, где есть нехватка офицеров, – хоть бы в том же Нарвском полку. Какое там… Арсеньев в разговоре оказался человеком весьма приятным, но ослушиваться указаний начальства даже не помышлял: коли сам Игельстром велел состоять при Косаковском, так к нему и отправляйся, прямо тотчас же. В утешение генерал сказал, что очень рад прибытию в Вильно преображенца, сам в молодости служил в сим славном полку. Чтобы бедолага Княжнин совсем не позабыл, что в российской армии состоит, раз в неделю Арсеньев велел приходить к нему на доклад. Еще написал распоряжение казачьему полковнику Кирееву выделить Княжнину одного казака в ординарцы. А напоследок генерал подтвердил, что озабочен здесь, в Вильно, приблизительно тем же, чем Игельстром в Варшаве: сказал, что устраивает у себя завтра прием – по здешнему «редуту». И Княжнина пригласил приходить, предпочтительно имея маску. «От стыда, что ли, под маской прятаться? Вот еще блажь: маскарады в Великий пост устраивать», – подумал Княжнин.
– Закуски, извините, будут только постные, – словно прочитав его мысли, сказал Арсеньев.
Коли речь про маски, то Княжнин хорошо знал, какая ему подойдет: Ивана-дурака. Снова он чувствовал себя этим персонажем, в сказке про которого всегда есть такие слова: «Делать нечего, отправился он туда, незнамо куда…»
Отправился Княжнин недалече, на Немецкую улицу, бравшую начало от той же ратушной площади, где накануне он познакомился с капитаном Тучковым. Сюда от дворца Паца, занимаемого Арсеньевым, было рукой подать. Улица, соседствовавшая с еврейским кварталом, называлась Немецкой, потому как застроена была добротными каменными домами иноземных купцов, их имена и торговые знаки красовались на фасадах в виде раскрашенной лепнины. Здесь и кирха лютеранская имелась. Облюбованный гетманом трехэтажный дом, выделявшийся свежестью штукатурки, наверное, был одним из самых новых на улице.