Битва в пути
Шрифт:
— И что это ОТК голову морочит? «На гезе, [2] на гезе!» А зачем им гезе, зачем им горячая заделка, когда они годны на холодную?
Бахирев напомнил Сагурову:
— В те доисторические времена, когда ты был моторщиком, ты кричал: «Дайте мне блок, а остальное я сам достану!»
— Бывало такое дело, — уныло согласился Сагуров,
— Вот что значит превращаться из ездового в кобылу! Почему опять брак по блоку?
— Не можем добиться причины. В моторном была мне райская жизнь! Бывало, если брак, размеры замерим — и причины и виновники
2
Гезе— горячая заварка. Специфический заводской термин.
— Что ты мне произносишь оправдательные речи! — нахмурился Бахирев. — Говори: что ты думаешь делать?
Сагуров отвел Бахирева в сторону и сказал:
— Уберите вы от меня этого Пуговкина!
— Этого с треугольными глазками?
— Его! Уберите его и дайте мне Карамыш.
— А она сможет?
— Э! — Сагуров зажмурился, как пьяница перед рюмкой, — Это такая женщина! Она что хочет, то и сможет… Я же ее еще по институту знаю.
Бахиреву не понравились зажмуренные глаза и лирический тон.
— Красивая, кажется, — поморщился он. Он не любил красивых девушек: они казались ему куклоподобными. Сагуров не разделял его точки зрения:
— Вот и хорошо, что красивая!
— Плохо! — отрезал Бахирев. — Человек формуется, как деталь. Иная красотка, может, и родилась с умишком, а как пойдут ей смолоду забивать голову ерундой, глядишь, и заформовали дуру! Брак. Хватятся на гезе переделывать, да уже поздно! Заформована и отлита дура дурой. Никакое гезе ее не спасет.
— Карамыш — умница! — с прежним лиризмом упорствовал Сагуров. — Бывают врачи с природным чутьем: придет, посмотрит и определит. И технологи такие бывают. Вот и Карамыш из таких.
— А она пойдет?
— Ставит свои условия. Но уговорим. Труднее будет с Пуговкиным. Он у нас неубиенный. Весь завод знает, что он лодырь, но он до того верткий, что нет законных оснований для увольнения. Два раза снимали — восстановили по суду.
— Это не страшно! Если настаиваешь на Карамыш, — бери.
Через два дня после назначения нового технолога вызвали в кабинет начальника цеха. Карамыш вошла в синем халате и все в тех же маленьких туфлях школьницы — без каблука, с хлястиками на пуговках. Бахирев и Сагуров ждали ее.
Бахирев смотрел на ее яркие глаза, тонкие брови, смугло-розовую тонкую кожу с великой подозрительностью: не стоит ли перед ним одна из тех заформованных и отлитых дур? В уме мелькало то хорошее, что знал о ней. Докладная о кокиле. Выступление на рапорте в защиту Василия Васильевича. Факты все случайные неопределяющие. Простенькие туфли на пуговках — утешительно, но тоже ничего не определяют. На похвалу Сагурова целиком положиться нельзя: человек увлекающийся,
— Так вы согласились перейти в чугунолитейный? Ответ удивил его краткостью, ультимативностью:
— Только на время. Пока не начнется организация кокильного участка.
Он смягчился. Кокиль! Значит, была на заводе еще одна душа,
— Что вас привлекло?
— Сидишь в отделе. Строчишь бумажки. А здесь каждый процент брака — это тонны металла,
Бахирев продолжал вглядываться. Многое в ней вызывало его недоверие. Слишком свободная, женская и домашняя поза. Слишком спокойный взгляд, словно на все смотрит она откуда-то из недосягаемого далека. Слишком узкая, изнеженная, беспомощная ладонь. «Тысячи тонн металла на такую белоручку… Не потянет!»
— С чего вы начали?
Она неторопливо подняла на него глаза.
— Вот с этого.
На белом листке аккуратно и красиво вычерченная диаграмма-круг.
— Я сделала анализ брака за полгода. Большую половину круга занимает блок. Потом гильза и маховик…
— Это все, что вы успели сделать? — насторожился Сагуров.
Бахиреву близок был цифровой подход к делу. Он ясно представлял, сколько пришлось ей перерыть документов, сколько сделать расчетов. Но она и глазом не сморгнула на упрек Сагурова.
— Да. Все.
Невозмутимая девочка? Или равнодушная? Бахирев все же решил защитить ее:
— Обмозговали для начала? Это правильно! — Он повторил одну из своих любимых пословиц: — У худой головы ногам покою нет… Не спринтеры и не велосипедисты… Ногами немного наработаем. Чем теперь думаете заняться?
— Блоком.
— Вопросов к нам нет?
— Нет.
«Однако она немногословна!» Он улыбнулся ей.
— Ни пуха вам, ни пера…
Тина прошла на браковочную площадку. Грудой лежали огромные, черные, рассеченные трещинами блоки. Несколько дней они шли без брака, и вдруг со вчерашнего дня, как здесь говорили, «выскочил» брак. В механических цехах брак появляется прямо на глазах, а в литейных он именно «выскакивает»; таинственно и злорадно выскакивает откуда-то из глуби земли, из замкнутых квадратов опок, из бушующего пламени вагранок. Тина присела на корточки и стала с усилием поворачивать тяжелые детали. Трещины то короткие, то длинные и разветвленные. Если коленчатый вал — сердце трактора, то блок — его грудная клетка. Что за сила ранила эту грудь?
— Тина Борисовна, вы теперь заведуете браком? Почему пошли трещать блоки? — спросил ее мастер.
Она не ответила. Она не знала.
Почему они трещали? Что бы им и в самом деле трещать— огромным, массивным, тяжелым? Какая сила разрывает чугун?
Тина постучала по стенкам. Звук был нормальный, не слишком высокий, не слишком низкий, значит толщина стенок нормальная. Не доверяя себе, промерила приборами. Нет, она не ошиблась. Ни пригаров, ни пролысин. Очевидно, с прогревом нормально. Почему же на эту деталь падает такое количество брака?
С помощью мастера Тина извлекала блоки из груды брака. Один, другой, третий, четвертый… Изгибы стенок то плавные, то крутые. Почти у всех трещина на крутом изгибе. Детали уязвимы в изгибах. Слегка изменить форму, сгладить крутые переходы. Это было первое, что она предложила Сагурову.
Сагуров распорядился срочно сгладить форму, и сразу носле этого снизился брак по блоку.
Сагуров многословно изливался в чувствах:
— Вот, говорят моряки, на корабле женщины приносят несчастье. А в цех женщина принесла счастье! — Он взял ее за руку. — Вот уж у кого действительно легкая рука!