Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
Покончив с формальностями, Кузьмич шагнул в глубь узкого темного коридора. Мы следом, куда деваться, в затылок пыхтят паровозы -- Ванька с Васькой. Надзиратель откинул засов.
– - Милости просим в светлицу.
Отец родной -- одно слово.
Надо отдать должное -- казематы Старобока роскошь. Большая светлая комната, чисто беленые потолки. Деревянные стены источают здоровый и приятный дух. Солома на нарах свежая и сухая. Решетка на окне и та к месту. Рай. Кто сиживал в камере номер пять, двадцатого отделения милиции, поймет. Одно пугает --
Только захлопнулась дверь, с соломы приподнялся человек, бледный, губы дрожат, зубы лязгают. На широком лбу крупные капли пота.
– - Братцы, выпить есть чего?
– - Евсей!
– - обрадовался Федька.
– - Ты как здесь?
Стуча головой об стену, арестант ели слышно простонал:
– - Еще не знаю. Мне бы водочки ковшик иль чего другого жидкого, может есть?
– - Откуда.
Евсей окончательно пал духом.
– - Значит, нет... Ой, помру я братцы, мамка плакать будет. Череп вот-вот лопнет, ей-богу, -- Евсей тяжело вздохнул и полез в солому.
– - Господи, как хорошо вечером и так грустно утром...
Наши сочувствия Евсею не помогли. Едва стемнело, заскрипел засов. Кузьмич притащил чугунок с наваристым борщом, пол краюхи хлеба и ковш кваса. Ужин был прост, вкусен и сытен. Евсей кинулся к питью, жадными глотками осушил посудину и мрачно посмотрел на Кузьмича.
– - Чего я здесь -- учудил что?
– - Еще как, чудотворец ты наш, -- беззлобно ответил Кузьмич.
– - Ты ж лишенец стекла в трактире побил, заморскому гостю нос свернул...
Евсей поморщился:
– - Это я помню. Чего он со мной пить отказался, я ж по-хорошему, с уважением, за здоровье Старобока, а он рыло воротит.
Надзиратель неказисто выругался и поучительно произнес:
– - Эх, деревенщина, иностранцы народ тонкий, понимать надо. Алкоголь наперстками употребляют, а ты ему жбан целый влил, чуть не захлебнулся гость. Международный конфликт через тебя получиться может.
– - Пошевелив усами, Кузьмич продолжил: -- А зачем ты сердешный извозчиков с оглоблей гонял?
Вот тут Евсея проняло по-настоящему, лоб заново покрылся испариной, ноги подкосились. Он плюхнулся на пол.
– - Гонял все-таки?
– - Еще как.
Евсей долго смотрел в потолок, несколько раз пытался что-то сказать, но всякий раз умолкал. Наконец собрался с силами и произнес:
– - Не считается, за извозчиков я прошлый раз сидел.
– - Пошлый раз ты их в телегу не запрягал.
– - Вот люди, -- обиженно засопел Евсей, -- ведь говорено, ежели пью, пусть за версту обходят.
– - Да они и обходили, но пятерых ты выловил.
– - И что, везли?
– - Не то слово, два круга по городу дали. Теперь штрафная сотня, как пить дать. Старобок больно уж осерчал.
– - Кузьмич принялся собирать посуду и уже на выходе добавил: -- Влип, ты Евсей. Теперича либо импортный купец суда затребует, либо извозчики пришибут.
Евсей почесал пятерней за ухом и полез в солому.
Глава 2.
Проснулся среди ночи от тихого стука в оконце. Сначала показалось -- птица клювом долбит. Хотел на другой бок перевернуться, но звук не исчез, стал громче и настойчивей. Пришлось вставать. Моя изнеженная цивилизацией натура чувствительна к малейшему шуму. Евсея с Федором такие мелочи не тревожат. Оба храпят, распластав по соломе руки.
В лунном свете удалось различить странный силуэт. Маленькое сгорбленное существо с морщинистым лицом царапало клюкой. По телу побежали мурашки. Косматая, с узелком под мышкой, окажись рядом ступа и помело -- я бы не удивился. Старушка, заприметив меня, улыбнулась беззубым ртом и негромко попросила:
– - Внучка мово, Евсеюшку, покличь, милок.
Я кубарем скатился на сосновые полати и принялся поднимать Евсея. Тот забормотал, помянул в сердцах иностранного посла, крепким словцом обложил извозчиков и открыл глаза. Поняв в чем дело, с ревом кинулся к окну.
– - Бабушка!
– - орал Евсей.
– - Погибает твой внук любимый и единственный. Злые языки напраслину возводят! Ты же знаешь, -- причитал Евсей, -- я и мухи не обижу. Старобок в штрафную сотню забрить хочет. Спаси Христа ради!
– - Родненький мой, -- прослезилась женщина, -- не печалься, схожу к Князю, не откажет, поди. Только дома вот...
– - И чего там?
– - заерзал Евсей.
– - Да отец вожжи заготовил, жаловались ему на тебя.
– - Вожжи говоришь?
– - Ага, новые, в дегте кипяченые, -- кивнула старушка и принялась размахивать руками.
– - Сейчас Евсеюшка, сейчас, раздвину стены...
– - Э, э! В дегте говоришь! Бабуля, постой! Не хочется мне на волю, -- пуще прежнего заорал Евсей.
– - И передай Старобоку -- пусть лучше охраняют, а то один Кузьмич на всю тюрьму.
Расстроенный Евсей мотался по камере из угла в угол.
– - Нет, братцы, -- наконец изрек он, -- не знаю как вы, а я в штрафную сотню, добровольцем. Раз собирают, значит, пошлют куда-то и чем дальше, тем лучше. Мне теперь с любого бока припека, а дома еще папаня с характером.
– - А чего там бабуля руками махала?
– - поинтересовался я.
– - Колдовать взялась.
– - Чего!?
– - Что, чего? Ведьм никогда ни видал что ли? Старобок ее уважает, простил бы, а вот отец... Да еще извозчики. Нет, лучше уж в штрафники.
Федька поддержал Евсея:
– - А чего, повоюем если надо. Вернемся с трофеями. Куплю на ярмарке сапоги со скрипом, гармошку трехрядку, вот тогда и жениться можно. Глядишь, Старобок землицы подкинет, засажу овсом, не жизнь, удовольствие сплошное.
– - Лучше маком, -- посоветовал я.