Блаженный старец Василий (1868-1950)
Шрифт:
«Яко не до конца забвен будет нищий, терпение убогих не погибнет до конца».
Выражаю искреннюю благодарность Лидии Шадриной и редакции «Православный Симбирск» за содействие, оказанное при издании книги, а также «Издательскому Дому «Жизнь», без помощи которого эта книга не увидела бы свет.
Дивный старец из Большого Уреня
Всего несколько десятилетий назад в с. Большой Урень Карсунского района жил чудный старец по имени Василий, который был немощен телом, но духом
Василий Дмитриевич Струев родился 14 августа 1868 года в с. Большой Урень, точнее, в той части села, которая по-уличному называется Копышовкой. Его родители Дмитрий и Евдокия были из простых крестьян. В семье воспитывалось еще трое детей: Филипп, Георгий и Анна.
Василий Дмитриевич был женат, жену его звали Евфимией. Из 82 лет своей жизни 45 старец Василий находился в неподвижном лежачем состоянии — беда пришла в их дом нежданно, это случилось в 1905 году. В своем селе Василий Дмитриевич исполнял обязанности старосты, а по профессии был вальщиком (валенки валял). Словом, жизнь его протекала в трудах насущных и попечениях о ближних, коих было у него целое село… Но где-то что-то произошло, только однажды («в день бессребренников Космы и Дамиана» — записали родственники) вернулся он домой уже больным. Привезли его — «бревно». Первое время родственники ждали, что скоро умрет, но он не умирал. Говорить Василий Дмитриевич уже почти не мог. Был полностью парализован, руки и ноги не действовали. Он даже пищу не мог жевать. Лежал, страдал, молча молился и за все благодарил Бога. Очень скоро окружающие поняли — Божий это человек и промысел на нем Божий. Многие брались за ним ухаживать, каких только не было (так часто бывает около Божиих страдальцев — слетаются, как воронье на добычу): и пьющих, и бьющих, и крадущих. Потом Господь послал в помощь о. Василию в помощницы Гликерию — сироту, которая жила недалеко от него, в Малом Урене. Она-то и взялась ухаживать за старцем с любовью и усердием, 17 лет ухаживала, до конца его земного пути. Потом Луше стали помогать сестры Рябовы: Капитолина, Антонина и Рахиль (сейчас Рахиль является единственной хранительницей его очага и главной хранительницей памяти о нем). Но только Луша хорошо понимала многострадального Василия, через нее старец разговаривал с людьми.
К старцу Василию потянулись ходоки: кто с бедой, кто с просьбой, и все — с гостинцами. В голодный год родственники за счет отца Василия выжили.
Однажды зимой, во время войны, к старцу пришел отец Гавриил (ныне — св. преподобноисповедник Гавриил, архимандрит Мелекесский), в кафтане и лаптях, как нищий. Он сидел в дверях, на пороге, и рассказывал о своей жизни.
— Его надо оставить у нас, — сказал старец Василий. Так отец Гавриил остался и прожил в этих краях три года, читал проповеди, исповедовал и причащал. Совершал Божественную Литургию. Позже, в 1946 году, его назначили настоятелем Неопалимовского храма в Ульяновске.
Отца Василия навещал епископ Софроний (Иванцов), возглавлявший Симбирскую архиерейскую кафедру с 1946 по 1947 годы. Они приходили вместе с о. Гавриилом. Владыка всегда подходил к старцу и просил: «Благослови». На что старец отвечал: «Ты благослови». Так они несколько раз друг другу говорили, в конце концов Владыка «сдавался» и благословлял старца как архиерей.
Частым гостем в этом доме был иеромонах Виссарион, бывший насельник Свято-Богородице-Казанского Жадовского монастыря. Он скрывался в годы репрессий у знакомых в г. Карсуне. Чтобы его не узнали, о. Виссарион приходил к старцу в женской шали. Он приносил Святые Дары и причащал старца. Один раз о. Виссарион остался ночевать, старец велел постелить ему на лавке рядом со своей кроватью. Всю ночь он о чем-то говорил Виссариону, что-то про Америку, про то, что деньги изменятся. Луши рядом с ними не было, и остается загадкой, как же о. Виссарион понимал тогда старца? Может быть, старец на самом деле мог говорить внятно? Может быть… Бог знает. В начале 40-х годов о. Виссариона забрали. После десяти лет тюрьмы он пришел к старцу в дом, но того уже не было в живых. Виссарион очень сокрушался: «Я хотел его на своих плечах понести хоронить, но не пришлось». Иеромонах Виссарион умер 19 сентября 1974 года.
Старец Василий жил в небольшом доме, вместе с семьей племянника, из мебели у него были стол, кровать да табурет. Зато стены от пола до потолка были увешаны иконами, перед которыми старец благоговейно, лежа на кровати, молился.
— Сколько времени? — спросит у Луши.
— Пять часов утра, — ответит та.
— А я только с молитвы пришел…
«Был чудесный случай. Однажды, поздним вечером, уреньская мельничиха Анастасия вышла из избы во двор (что-то понадобилось) и ахнула: от дома старца до неба огненный столб стоит. Она испугалась. Утром прибежала чуть свет к отцу Василию и рассказала об увиденном. «Ангелы были», — очень просто пояснил он. В эту же ночь его жена Евфимия, спавшая на печке, внезапно проснулась от чувства, что кто-то присутствует в доме. «Кто это вышел?» — спросила она. «Гости», — ответил Евфимии старец.
Отец Василий очень почитал Божий праздники. Однажды близкие старца отправились в лес и привезли оттуда целых семь таратаек дров. Вернулись радостные, а он лежит и плачет: «Как я согрешил, это для меня вы дрова готовили, а сегодня такой праздник — Великомученика Георгия!»
Один Бог ведал, каково было блаженному страдальцу находиться днями и ночами в одном и том же положении. Для «удобства» старцу клали на кровать три пенечка, покрытых дерюгой — на них он и лежал. Лишь изредка его сажали в кресло, отдохнуть и чайку попить. Но он встречал людей всегда с улыбкой, как самых дорогих гостей. А к нему шли и шли… Например, за благословением в дорогу. Скажет «не ехать» — не ездили. Но не все и не всегда его благословения выполняли. Пришла
Добрая молва о старце Василии быстро распространялась в народе. К нему шли и ехали отовсюду. Всех болящих он велел подводить к своей постели: «Давайте его (ее) под руку». Недужного сажали у кровати и клали ладонь старца ему на голову, а отец Василий читал молитвы. «Из-под руки» выходил другой человек: и тоска отошла, и боль утихла, и мысли прояснились — на душе стало легче.
Популярность старца не могла нравиться властям, и отца Василия стали притеснять: то в одну больницу положат, то в другую. Якобы подлечить, а на самом деле — уничтожить. Как записала в своем дневнике Луша, забирала его два раза: 5 октября, на мученицу Харитину, и 27 ноября — на «Знамение». Это были 30-е годы — годы репрессий. Врачи в больнице, осмотрев Василия Дмитриевича, удивлялись: «По-нашему бы — ему не жить…» Ухаживала за ним и там Луша. Однажды собрались врачи с представителями власти в палате и рассуждали, как поступить с ним? Вдруг в палату влетел огненный голубь, и от этого ослепительного света все присутствующие пали ниц. Столь явное чудо шокировало, но ничему не научило: после него, немного погодя, стали принуждать медсестер и врачей, чтобы кто-нибудь скорее умертвил старца, но никто не соглашался. Потом специально из Куйбышева приехала врач, которая согласилась сделать такой укол. И опять последовало вразумление. Когда она достала шприц, отец Василий попросил подождать ее немного, и та согласилась. В этот самый момент зазвенел телефон и врачу сообщили, что ее сын находится в тяжелейшем состоянии (по другим воспоминаниям, ей сообщили о смерти мальчика). Тогда она все осознала и упала перед старцем на колени, со слезами прося его прощения. Второй раз старца забрали и отвезли в Ульяновскую областную больницу. В этой больнице находились две, тоже известные в среде народа, старицы: Екатерина Шумовская (из с. Шумовка) и Пашенька Таволжанская (из с. Таволжанка). Пашенька Таволжанская ночью увидела «чудочко», а утром пришла в палату старца Василия и говорит: «Ну, расскажи, что ночью было?». Старец ей в ответ: «Сама, мол, расскажи…». Паша рассказала: «Видела Ангелов. Они покадили сначала у старца, затем у нас с Екатериной в палате, затем — у все остальных. И сказали, что праведники скоро на небо вознесутся за праведные дела свои…». После «чудочка» Пашенька подошла к главному врачу с просьбой: «Отпусти домой, я тебе на рубаху холста дам, самовар поставлю и ладана в него положу». Этими словами она предсказала его кончину, вскоре тот и вправду умер. Новый главврач отпустил Пашу. Отпустил он и старца Василия, но с условием, чтобы домой к нему больше никто не ходил. Луша пообещала, но дома отец Василий сказал, чтобы не боялись говорить о нем, — куда же людям деваться с бедами, в которых никто не мог помочь?.. И страждущие снова потянулись вереницей в этот дом. Приехали однажды в Урень мать с сыном и недужной снохой, искали старца. Подошли к дому одной копышовской жительницы Екатерины Бландовой и спросили: «Жив ли отец Василий?». Та ответила, что жив. Вдруг сноха начала плевать на дом Екатерины и повторять: «В этот дом не пойду, там в шкафу поганая вода стоит». А в шкафу у Екатерины стояла вода от отца Василия, которую она держала там для лечения домашних. Раба Божия из Прислонихи рассказала случай из своего детства: ее брату Федору купили велосипед, он сел, поехал и упал, да неудачно — разорвал пах и задел мошонку. Долго болел, ходить даже не мог. Мама повезла его к отцу Василию, и через три-четыре дня бок у Феди перестал гноиться и все зажило. В Урене помнят такой случай: один местный житель добирался от Чуфарово до дома пешком, а это 25 километров пути. Была зима, валенки маловаты. Ноги у Петра — так звали мужчину — намокли, начали болеть. Идти он не мог и стал замерзать. Мимо ехали два мужика на санях, растолкали его, лежащего на снегу. «К смерти, — говорит он им, — готовлюсь»… Привезли Петра домой, сапоги разрезали, а одна нога уже почернела. Фельдшер сказала Петру, что у него гангрена, ногу надо отрезать. Мать Петра пошла к старцу Василию, а он говорит: «Иди, Маня, домой, Петя успокоился… Иди-иди». Через три дня фельдшер пришла за Петром, чтобы отвезти его в больницу. Ногу — она была завязана детским одеялом — размотали, а там — красное тело, черноты больше нет. «Чем, — спрашивает, — лечили?». Про старца тогда говорить нельзя было. Домашние сказали: гусиным салом.
Чудным образом, по молитвам старца, исцелялись всякие недуги, чудным образом предотвращались. Монахиня Севастиана из Караганды (тогда — Лидия Жукова) вспоминает, как однажды на Пасху пришли они с Антониной Рябовой к старцу, с мокрыми ногами. Шли пешком из Уржумского в Урень, дорога — «речка», так что приходилось часто разуваться и идти босиком. А под водой — лед! Антонина еще сказала: «Как омовение ног в Великий Четверг…». Едва зашли к старцу в дом — сразу на печку. А отец Василий остановил: «Не лезте, не бойтесь, ничего не будет». Никто и впрямь не заболел!
Старец помогал и скотину выхаживать (молитвенно, раньше довольно частым был падеж скота). А когда долго не было дождя, ходили всем селом с иконами — отца Василия на тележке везли — в Широкий Дол, за несколько километров от Копышовки. Там были овраги с родниками, возле которых молились — и Бог посылал дождичек.
В военные годы, когда подолгу не было вестей с фронта, ходили к отцу Василию спросить: как молиться — «о здравии» или «за упокой»? Он отвечал, как, и это всегда подтверждалось. Одной уреньской сказал: «Пока ты у меня сидишь, весточка домой придет». Пока та бежала до дома, почтальон, действительно, принесла письмо с фронта. Брат Рахили Александр часто присылал с войны весточки о себе. Но с какого-то момента письма от него стали приходить, написанные чужой рукой. Мать Рахили спросила про Александра у отца Василия. Тот ответил: «Не третий же раз будет ранен!». Вскоре Александр вернулся домой: он, действительно, дважды был ранен, второй раз — в правую руку, так что писать сам не мог.