Блаженный старец Василий (1868-1950)
Шрифт:
23 мая 1947 г.
Милость Божия буди с вами!
Возлюбленные о Господе дочери: Антонина, Капитолина и Рахиль, спасайтесь о Господе. Я и моя матушка М. В. приветствуем вас с желанием от Господа всего лучшаго в жизни. Шлем привет Василию Михайловичу с Анной Трифоновной, Наташе с детками и Софье Ивановне [3] . Письмо Ваше от 10/Х с/г, полное самых интересных и весьма ценных сообщений, получил, несколько раз прочитал и серьезно думаю о золотых словах о. Василия. Как могло статься, что он говорил об Оренбурге? Я в Оренбург вообще не думаю ехать на службу. Разве вы ему что-либо упоминали за Оренбург? С вами я, как будто, не имел разговора об Оренбурге. Недоумеваю. Правда, меня приглашали два архиепископа: Оренбургский и Астраханский, но я не поехал, так как знаю, что меня там не пропишут, так я и успокоился до тех пор, пока не получу результата из Москвы. Сегодня заполнил новое заявление о снятии судимости, завтра /в субботу/ сдам и снова буду ждать. Мои же, прежде поданные, бумаги вернулись, но они доходили только до Куйбышева, а в Ульяновске не
3
3. Софья Ивановна — дочь Иоанна Овчинникова, дяди Рахили Рябовой, псаломщика церкви Архангела Михаила села Репьевки-Космынки Майнского района, репрессированного в 1937 г. и пропавшего без вести.
28 ноября 1947 г.
Дорогие мои! Возлюбленные мои! Невесты Христовы! Милость Божия буди с вами. Слава Богу! Снова я вас обрел! Пишу-пишу Вам на прежнюю квартиру, а от Вас ни слуху, ни духу, а Вы, как птички Божий, вспорхнули, перелетели на другое деревце, уселись на веточке, да поете себе, славя Господа; а я Вас ищу, да и думаю: что значит сие молчание? А матушка моя нет-нет, да напомнит мне: «Что-й-то, говорит, тебе, батюшка, из Ульяновска от девчат ничего нет? Ты бы еще им написал да попросил бы их, чтобы передали о. Василию нашу просьбу, помолиться о нас?». И так было несколько раз. Теперь поняли, где мои к вам письма? Я, правда, что-то предчувствуя, писал Вам весьма коротенькие записочки: только сообщал Вам свой новый адрес да выражал удивление, почему Вы молчите. Ну, слава Всемогущему и Всемилостивому Спасу нашему, все разрешилось, в тех письмах нет ничего важного. Теперь, прежде всего, приветствуем дорогого молитвенника нашего и страстотерпца о. Василия, земно, оба с матушкой Марфой, кланяемся ему и усердно просим Его святых молитв. Затем приветствую Вас, дорогие и возлюбленные агницы Христовы, если опять скажете: мы не заслуживаем этого, мы не таковы, то скажу Вам: если сейчас не таковы, то должны быть таковыми, — этого и желаем Вам от Господа Бога. Теперь шлем наш привет прелюбезнейшим благожелателям нашим Василию Михайловичу с Анной Трифоновной, от всей души желаем им всякого во всем благополучия, а главное милости Божией, по молитвам старца. Приветствуем и возлюбленную матушку-страдалицу Софью Ивановну и желаем ей от Господа твердости в несении своего креста — одиночества, крепкой и непоколебимой веры в промысел Божий. Затем приветствую и всех прелюбезнейших сестер — матушек Евдокию, Анастасию, Александру В. и Наташу с ее детками, всем желаю милости Божией. Всех прошу не забывать нас с матушкой в святых молитвах, ибо она несет крест меня ради, как Богом данная спутница моей жизни.
Теперь сообщаю Вам о своем положении. Как Вам уже известно, что я с прошлого года октября месяца начал ходатайствовать пред министерством внутренних дел СССР о снятии с меня ограничения по прописке /ст. 39-й/. Ровно через год с двумя днями, а именно: вчерашний день 27-го ноября н/г, на заговенье, меня вызвали в местный горотдел МВД и объявили мне результат моих хлопот, а результат таков: «Особое совещание при МВД СССР, заслушав заявление гражданина /такого-то/, осужденного тройкой ПП ОГПУ Средне-Волжского Края /тогда-то/ к заключению в концлагерь сроком на 10 лет, постановило: гр-ну Л-ву П. Ф-чу в просьбе о снятии судимости /39-й ст./ отказать». Таким образом, я снова должен продолжать чувствовать себя как бы все еще несвободным, неприемлемым государством, элементом вредным, врагом данного государственного правления — советской власти, а отсюда значит и служить, наверное, не имею права, так как служение связано с некоторым предводительством народа, учительством его. Конечно, мне этого никто из представителей власти не говорит, но я вижу по ходу дела и чувствую это. В общей сложности дело это тянется уже 18 лет: 10 лет лагерей и уже 8 лет на — так называемой — свободе. Теперь уж не знаю, что предпринять, куда писать. Я заявил уполномоченному МВД, что намерен писать Сталину, он мне ответил: «Можете писать куда угодно: Сталину, в Верховный Совет-ли, вам этого запретить не может, но каков результат будет, сказать не могу». Конечно, он ответил правильно. Я очень прошу Вас спросить о. Василия, что мне делать, как быть. Вам известно, что меня кроме Сызрани нигде не прописывают. Вот Вам результат моего ходатайства и мое положение… От о. Гавриила [4] получил телеграмму, шлет мне денег. Спаси его Господи! Относительно поездки к о. Василию зимой — я не собираюсь по слабости своего здоровья, хотя матушке очень хочется скорее увидеть его, а то, говорит, не знаю, кто доживет до весны, а я очень боюсь, потому что весь простужен и часто болею. Вот и сейчас, пишу, а у самого температура, страшная головная боль, а с Вами хочется поговорить. Вчера многим показывал карточку о. Василия. Затем, поручаю Вас промыслу Божию по молитвам старца Божия, пребываю с любовию многогрешный священник Петр и Марфа.
4
4. Ныне
29 декабря по новому стилю 1947 г.
Ты слышишь райские напевы, То в небе ангелы поют: Родился Божий Сын от Девы, Ему хвалу все воздают. О, встрепенись, душа больная, Скорей в надежду облекись, Твой Бог принес тебе из рая Бальзам целебный — исцелись. Спеши к нему, Он ждет привета, Как жданный гость из дальних стран Он к нам снизшел во тьму от света, Он врач твоих душевных ран. Вглядись: Он весь любовью дышит, Он жизнь готов за нас отдать; Молись Ему, Он видит, слышит, Старайся ближе к Нему стать. В Нем слава Отчая сокрыта, Твое блаженство и покой. О, будь всегда Ему открыта. И верь, что Он Спаситель твой. Милость Божия будет с вами.Дорогие и возлюбленные чада мои о Господе и благодетели, мир вам и Божие благословение. Я — многогрешный — и матушка моя Марфа Васильевна, приветствуем вас с всерадостным и высокоторжественным праздником Рождества Господа нашего Иисуса Христа и Новым годом. Искренно, от всей души, желаем встретить оные в добром здравии и полном благополучии и проводить их в христианской духовной радости. Усердно просим вас передать наш земной поклон и поздравление с праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом достопочтеннейшему Старцу — Страдальцу о. Василию. Просим его святых Старческих молитв.
Сегодня, только что, закончил письмо о. Гавриилу, как к нам в окно постучала письмоносица и вручила мне извещение на посылку. По штампу я узнал, что это от вас, мои дорогие, тут же заполнил извещение, пошел на почту и — уже — получил. Там было: один кусок сливочного масла, четыре штуки шоколадных конфет, мешочек пшена и мешочек муки, которую матушка уже определила к Пасхе на куличи, а две штуки конфет мы уже скушали сейчас, с чаем. Зная ваше положение, мы не находим слов, которыми можно бы было выразить вам нашу благодарность. Я ее получал на почте не просто как посылку, а как самую искреннюю христианскую любовь, выраженную мне посылкою. Да воздаст вам Господь сторицею от Своих богатых даров. Наша жизнь протекает без перемен. Я за последнее время стал ощущать сильную боль правой ноги, по ходу седалищного нерва, с трудом встаю с постели. Общее состояние не весьма плохое, но не совсем и хорошее, часто лихорадит, но я этим доволен. Здоровье матушки тоже плохое, однако с наступлением тепла предполагаем обязательно побывать у о. Василия и у вас, если на то будет воля Божия. Еще раз искренне вас благодарим, что не забываете нас, немощных и гонимых. Затем, поручая вас промыслу Божию и заступлению Царицы Небесной, Споручницы грешных и взысканию погибших, по молитвам Старца, пребываю неизменным богомольцем вашим, убогий иерей Петр.
ЗАПИСЬ ИЗ ДНЕВНИКА
27 августа 1959 года, после трехлетнего ходатайства, получил, наконец, новый — без ограничений — паспорт, дающий все гражданские права и возможность переселяться в другие места, по своему желанию, чего я был лишен без малого 20 лет, после освобождения из лагеря, где я отбывал срок заключения в течение десяти лет.
29 августа 1959 года отправил, заказным пакетом, прошение Епископу Куйбышевскому и Сызранскому Митрофану с просьбой назначить мне пособие-пенсию. До этого, на протяжении двадцати лет, никакой материальной помощи от местной церкви не получал, существовали со своею матушкою исключительно благотворительностью добрейших христиан, знающих нас или слышащих о нашем положении.
21 октября 1961 года Господь явил мне великую Свою милость: мне было объявлено причтом местного Казанского храма, что Архиепископом Куйбышевским и Сызранским Мануилом и уполномоченным по делам православной Церкви по Куйбышевской области гр. Корчагиным, мне разрешено участие во всех праздничных богослужениях, накануне 21 —го октября и в самый день престольного праздника в честь иконы Божией матери Казанской, согласно моего прошения Владыке и заявления уполномоченному.
Слава Господу Богу Вседержителю!
12 октября 1868 года 46 лет моего священства.
Последняя запись в дневнике о. Петра: 12 октября 1969 года 47 лет моего священства. Иерей Петр скончался 18 июля по новому стилю /5 июля по старому/ 1970 года.
РАХИЛЬ
Прежде чем куда-то поехать, ходили к старцу. Скажет «не ехать» — не ездили. Пришла к о. Василию старица Вера. Была пурга, а ей надо было в больницу.
— Не ходи, — говорит старец, — не пускайте ее.
Она пошла и замерзла.
За домом Луши была мельница. Работали на ней Анастасия и Михаил. Анастасия вышла вечером и видит — от дома старца огненный столб до неба. Она испугалась. Утром пошла к о. Василию, рассказала. Он говорит:
— Это ангелы у меня были, причащались. Жена старца, Евфимия, спала на печке. Она неожиданно проснулась и спрашивает:
— Кто это вышел?
Было это во время войны. Мы ждали, Луша с работы должна прийти. Вижу в окно: женщина пожилая, незнакомая, что-то поднимает с земли и на завалинку кладет. Мы сказали старцу. Велел взять святой воды и окропить. Мы вышли, сначала тропинку окропили, потом стали завалинку окроплять, а из водосточной трубы — кот-не кот — черный и длиннее кота — выпрыгнул и мимо нас. Вернулись в дом довольные: