Блаженство по Августину
Шрифт:
Паллант Ситак нисколько не питал низкую зависть или ревность к другу Аврелию Августину, если тот всему, чего вскоре узнает сам, потом обязательно научит и его. Дайте только срок и необходимые деньги, какие нужно собрать и накопить, чтобы им вдвоем достойно открыть свою собственную прекрасную школу.
КАПИТУЛ XVI
Достойнейший тагастийский куриал Патрик Августин сполна заплатил за год вперед за обучение старшего сына в риторской школе почтеннейшего картагского профессора Эпистемона Сартака.
Возможно, отец что-то предчувствовал, — позднее решит Аврелий. Разом вложил в сына все свободные деньги.
Потому что в февральские иды отец Аврелия скоропостижно скончается. В три дня Патрика унесла злокачественная лихорадка; сгорел в бреду, в беспамятстве от страшнейшего жара. Искусные ученые лекари с их ледяными примочками и обтираниями холодной водой ничего не могли поделать. Под конец они набожно воздели руки к небу, если на все воля Божья, властная в жизни и в смерти.
Моника не озаботилась послать раба-гонца в Картаг, чтобы немедленно известить Аврелия о кончине отца. О состоявшемся подобающем христианском погребении Патрика она сообщила лишь с попутной оказией через своего брата, почтенного торговца Дефила, кому она поручила присматривать за старшим сыном в большом городе, полнящемся мерзкими искушениями и греховными соблазнами.
Нераспорядительность в отношении смерти отца и отсутствия основного наследника на похоронах она объяснила тем, будто не желала надолго отрывать сына от школьных занятий. Письменные объяснения матери Аврелий прочитал, принял к сведению, пожал плечами и особо не намечал съездить в Тагасту, например, на пасхальных каникулах.
Чего ему там делать, если еженедельных денег на повседневные расходы ему выделили в два раза больше обычного? Отцу, конечно же, царствие ему небесное… Бог дал, Бог взял… Зато у кого-то на поясе полновесно зазвенели только что полученные серебряные денарии.
Зачем ему Тагаста, коль скоро его туда покамест не зовут? И отца ему не воскресить, если он не Иисус из Назарета и даже не Аполлоний из Тианы, а школяр-ритор в достопримечательном столичном городе Картаге. И заняться ему тут есть чем, вместо того, чтобы дураком сидеть с постной рожей за поминальным обедом с родственниками.
Дядюшкина отпущенница, крутозадая Волюптия, та еще дурища волосатая, но дело любовное знает отменно. От альфы до омеги умеет доставить мужчине чувственное удовольствие, порой и блаженство невыразимое до полного изнеможения. Досуха мужчину выжать умеет.
Да и без нее усладительной женской плоти в Картаге довольно…
Еще в день приезда, когда они со Скевием вышли с рабами прогуляться в сумерках, Аврелия до глубины мужской души поразило изобилие женственных соблазнов, выставленных на продажу. Раньше он и вообразить-то не мог, что почти открыто на улице можно и разрешается торговать женственностью в таком огромном доступном количестве и неописуемом качественном разнообразии.
А
— Иди, мальчик, ко мне, мужчиной сделаю. Первый раз — бесплатно…
Или еще одно предложение:
— Не пожалеешь, красавчик, коли мне для тебя ничего не жалко…
Притом шепчут тебе на ухо, улыбаются, задевают широкими длинными рукавами ярких одежд вовсе не сплошь да рядом грубо размалеванные девки с хрипящими испитыми голосами. Всякие найдутся, когда и таких, хватающих тебя за локоть, хватит и останется тому, кто не побоится подцепить вместе женской плотью в довесок еще и греческую болезнь себе на долгую память и дорогостоящее лечение болезненного мужества…
Аврелий припомнив, каким он когда-то был в прошлом году ротозеем-деревенщиной, завершил длинную фразу-период и пришел к практическому выводу: какая ни на есть, но лучше уж густопсовая в промежности штучка-сучка Волюптия.
Да и помечтать о сладком не грех, если уж так и быть согрешил, мысленно вожделея, ту самую, суровую красотку, светловолосую и голубоглазую рабыню из фамилии сенатора Атебана. Ведь ее, конечно же рабыню, а не фамилию, они со Скевием совсем недавно лихо опрокинули у входа в славнейшие термы Антонина Пия.
Допустим, не все денарии, в тот день выигранные на спор, записные опрокидыватели из риторов-майористов ему выплатили. До сих пор тянут, охломоны. Но это не лиха беда, теперь возможно и подождать с долгами, коль скоро новые денежки как вдруг завелись.
Той благословенной весной Аврелий одновременно повстречался с любовью к мудрости, прочитав, изучив, свиток «К Гортенсию» за авторством тогда еще ему мало знакомого Туллия Кикерона, и с любовью к женщине, нечаянно или неслучайно столкнувшись с Сабиной Галактиссой, кого ему предстояло узнать столь же подробно и близко, подобно многим другим философским трудам именитого римского оратора.
Очень красивая рабыня, чьего имени он еще не знал, держалась с достоинством истинного философа. В ней ни на зету Аврелий не заметил подлой и пошлой рабской приниженности, то есть сервильности, — подумал он перейдя от греческого языка на материнскую латынь.
Это чуть погодя ему в голову пришло. А в ту же ночь она ему многообещающе приснилась. Любовно и сладостно… И во сне и наяву он не мог не увидеть в том пророчества, вернее, знамения, какое точно провозвещает будущее. У девушки даже имя оказалось значимым, поскольку он безошибочно предположил, к какому роду-племени она могла бы принадлежать.
То, что ее зовут Сабина, он узнал от Нуманта и снова отправил доверенного прислужника следить за домом сенатора Фабия Атебана, болтать с рабынями, у когo, кроме женских желаний ничего на уме нет и никогда, по всей видимости, не будет. Пускай они отпускают Нуманту колкости и насмешки, хихикают за спиной — обязательно выложат, выболтают правду. И похищение возлюбленной сабинянки произойдет в любом случае.
Верный Нумант неотступно, хотя и незаметно, всюду следовал по городу за младшей дочерью сенатора и ее ближней прислужницей. Раба, куда-то озабоченно туда-сюда поспешающего, снующего по хозяйским делам, никто и не подумает замечать. А вот он все и всех видит, а после отчитывается, бубнит в подробностях тому, кто его послал.