Блаженство по Августину
Шрифт:
Она, кстати, с той же физиологической целью могла и в христианской базилике на обедне постоять в притворе, отдать обрядовое поклонение Иисусу. Потому как Иисус Христос родился от непорочного зачатия святым духом, то ему ничего не стоит начисто лишить жизненной силы женское семя до очередных месячных очищений. Для того, мол, и специальная молитва-заклинание имеется. А на выходе из церкви надо обязательно сотворить жест почитания богов. То есть, положив указательный палец на вытянутый большой, поднести к губам сложенную фигуру.
Вот вам и загадка Соломонова о женщине
Эта тебе отпущенница Волюптия простодушно до непристойности верила во всех богов, о каких только слыхала… Притом мнилось ей, дурище толстозадой, будто от каждого божества, известного людям, можно поиметь какую-нибудь пользу. Не задарма же им поклоняются?..
Утром Аврелий встал с ложа нехотя, поэтапно, в отвратительном настроении духа, чуть ли не подняв за шиворот себя самого. Непреклонно идти преподавать науки, ступать, шагать, брести, ковылять, шкандыбать через весь город он нисколько не стремился. Хотя можно и в лектике доехать…
Пускай корпорально он в полном тебе физическом благорасположении, но телесная пневматика, скажем, по-гречески, хуже не бывает. Дыхательно и воздыхательно, выделим, от Венерина яблока до яиц, снесенных Ледой…
Послать, что ли, кого-нибудь за Небридием? Дать ему сверхценные профессорские указания, а самому рукописанием заняться?
Опять же… нельзя нищету духа выказывать… дыханием слабеть. Не то совсем худо будет… Хочешь не хочешь… И сам раскиснешь, бобовой кашей по кафедре расползешься. И враги, будь им не ладно, духом воспрянут.
Ну нет! Такие безобразия и бесчиния не позволительны ни им, ни нам…
Твердо ступая, с самым приветливым видом, благожелательно улыбаясь своим мыслям, здравия желая знакомым квиритам, профессор Аврелий в обычное время проследовал к себе в школу. Пусть вам ни первого, ни последнего ему вовсе не хотелось делать. Да и второе, третье, четвертое ничуть не пробуждало радостных чувств, как их ни возьми: душевно, телесно или умственно.
В то время как непримиримая вражда двух профессоров риторики — умника Аврелия Августина и разумника Эпистемона Сартака — забавляла и развлекала чуть ли не весь город, оба они были вовсе ей не рады. И нисколько не приветствовали необратимое усугубление междоусобной войны между двумя картагскими школами форумного красноречия.
Два наставника — и старый и молодой — принимали в соображение: им ни к чему осыпать один одного оскорбительными едкими насмешками, а их ученикам кровопролитно драться между собой по темным переулкам. Но противостоять подавляющему натиску повседневности весьма затруднительно, иногда совсем невозможно, а скрытое сцепление многих жизненных обстоятельств приносит подчас непредугаданные результаты.
Вот Аврелий своих школяров-обалдуев кое-как утихомирил, успокоил, убедил оставить в презрительном небрежении выжившего из ума грекулюса Эпистемона, прикидывающегося законным нумидийцем, чей отец с белыми ногами был выставлен на продажу в ливийском Лептис Магне, бывши привезенным из Ахайи.
Зато осел Эпистемон своих орясин все никак не может угомонить, к порядку призвать. Ему уж намекали
Однако ж надобно и честь знать, достопочтеннейший Эпистемон из Пентаполиса. Тот же мудрец Хилон из Лакедемона тысячу лет тому назад нам всем рекомендовал добронравно: ничего сверх меры.
О хорош обычай, хороша мера!!! Если и то и другое позволяют обезумевшему стаду носорогов врываться к другому профессору в школу и ставить там все вверх дном!
От возмущения Аврелий даже сбился с шага, споткнулся на лестничной ступени. Раздраженно саданул локтем чересчур услужливого раба, бросившегося было поддержать оступившегося доминуса, многоученейшего профессора Августина.
Вот так, стоит тебе оступиться, тотчас подтолкнут, чтоб упал всем на смех! И ногами затопчут, потому что предупреждали: и пальцем не смей тронуть распоясавшихся у тебя в школе великовозрастных буянов. Стой и смотри бессильно, как твоим любимым ученикам вломили от лысого до лысого!
Аврелий неприлично вслух по-латыни и по-гречески выругался, проклянув и послав всех языческих богов куда подале, нежели в тартарский афедрон. И собственные рабы и прохожие от него отпрянули в суеверном испуге. Кое-кто по-христиански перекрестился. Один язычник аж плюнул себе за пазуху, cуевер.
Ох не в добрый час встретить на улице такого вот ругателя и сквернослова… А еще профессор, ученую риторику преподает… Спрашивается, чему он юношество учит?
Аврелий здравомысленно обуздал праведный гнев, даже пошел помедленнее, более степенно в ему подобающем модусе, коли статус обязывает держать себя в узде. Хотя скверные мысли на привязь не посадишь.
Вон проклятые Эпистемоновы выкормыши, мало им было декабрьского погрома, когда он вновь открыл занятия уже не на дому, а поблизости от форума на прежнем месте. Так с января взяли вам моду, охвостье ослиное, приходить на учебные торжественные декламации, рассаживаться по разным углам и мычать с закрытым ртом. Когда педель с дубинкой подходит к такому теленочку-подлецу, тот замолкает, едва отойдет — сызнова, обормот, начинает.
Перед родителями, пришедшими послушать сыновей, ужасно неловко. Опять же обычай, все терпят бесчиние безропотно.
Один Нумант Иберик с тем не согласился. Приехал на игры, узнал о безобразии и по-свойски, как гладиатор, преподал урок озорникам и шалунам. Одному любителю мычать и крякать по-утиному в патетических моментах переломал в двух местах пальцы ног. Другому звукоподражательному теляти знаменитый по всей Африке пегниарий Иберийский Волк вывернул правую руку из плеча. Мог бы и оторвать ее, но пожалел сопливого.
И никаких вам нежностей телячьих, если гладиатор решил, что юнцы его оскорбили на рынке. Когда на арене, то издевайтесь, сколько из вас дерьма вылезет, но вне игры дразнить смертоносных гладиаторов запрещается. Ибо таков неписаный закон. Тоже вам обычай и традиция.