Бледнее бледного

Петерсон Андрей Викторович

В углу снова застонал Иффа.

Осси поднялась и двинулась туда, где на куче в беспорядке сваленных мешков лежало тело ее нового знакомого, еще вчера такого жизнерадостного, невозмутимого и полного планов на будущее.

Вот оно и наступило – это самое будущее. Только что-то ничего сильно хорошего оно для него не принесло, и похоже, что большей части его планов сбыться было не суждено. Не в этот, по крайней мере, раз.

Иффа был плох. По виду – так вообще не жилец. Правда, рана его страшная на груди почти совсем затянулась благодаря стараниям целителя, которого леди Кай ради такого случая не раздумывая

мобилизовала на помощь не то уже умершему, не то умирающему, но это было пока все, чего удалось добиться. Кожа торговца мертвечиной была такой же серой, как у доброй половины его товара, щеки ввалившимися, а глаза так и остались полуприкрытыми и пустыми до отчаяния. Хорошо хоть не трясся он больше в припадках, зато губы его стали сухими и будто даже потрескались.

Торговец опять застонал. Тихо-тихо, и очень жалостливо. Осси открыла флягу с тоником и, смочив заготовленную тряпицу, промокнула живительной влагой губы. Потом еще и еще.

«Надо с ним что-то делать, – подала голос Хода. – Две души в одном теле… Плохо это…»

Осси кивнула:

– Да уж… нехорошо… Делать… А что тут сделаешь? – Осси задумалась – для изгнания непрошенного и незваного гостя нужен был ванг-ламар – пустой сосуд, вот только где его тут искать и сколько это времени займет…

Сосудом этим должен был стать мертвец. Причем не абы какой, а только что преставившийся и испустивший дух. Тогда после не очень сложного, а, говоря откровенно – просто элементарного ритуала, блудная душа переселялась в еще теплое, но уже бесхозное тело, а дальше… На ваше усмотрение, как говорится…

Жаль только свежих мертвецов в обозримом пространстве, что-то не наблюдалось. Всегда, вот так… когда нужно – так нету…

Впитав немного спасительной влаги, Иффа то ли успокоился, то ли мягко соскользнул в беспамятство, но стонать, во всяком случае, перестал и затих. То ли жив, то ли нет – поди разбери. Отодрав от груди страдальца прилипшего к ней целителя, леди Кай встряхнула его несколько раз, глянула на просвет, и, убедившись, что еще немного силы в нем осталось, вернула обратно. Целитель распластался на ране, скрыв ее под собой полностью, после чего, выпустив два бледных немощных отростка, прилепился к вискам торговца. Чуял, значит, что не все там ладно… Жаль, только помочь ничем не мог. Не в его, как говорится, компетенции…

Короче, нужен был мертвец. Здесь и сейчас. Немедленно. Иначе, на Иффе можно было ставить жирный крест, а замечательные оранжевые порты на лямках передавать наследникам. Искать их леди Кай, впрочем, совсем не хотелось, и уже только поэтому за жизнь страдальца следовало побороться…

Тишина тем обычно и дорога, что ее никогда не бывает много. Не было ее много и на этот раз. Не успел затихнуть в забытье Иффа, как…

– Что это? Ты слышишь? – Осси подняла голову.

«Да нет, вроде… А что?»

Осси продолжала прислушиваться. Даже дышать перестала. Только сердце глухо колотилось в груди, барабаном отдаваясь в ушах.

Звук повторился.

– Вот, слышишь?

«Теперь слышу, – подтвердила Хода. – Вроде… Вроде плачет кто-то…»

– Плачет? Что за… – Осси сорвалась с места, и через миг ее сапоги уже грохотали по лестнице.

Вернулась она быстро. Очень быстро. И лица на ней не было.

То есть, оно, конечно, было, но белое как мел. Как давеча луна над площадью оно бледное было. Даже еще бледнее… А глаза – больше чем у ларонны и полны расплескавшегося в них ужаса.

В руках она держала кулек. Извивающийся и орущий.

На крик, захлебываясь и не переставая.

– Вот, – Осси продемонстрировала сверток Ходе. – Ребенок… В родительской постели был. В одеялах…

«Мальчик? – Поинтересовалась Хода.

– Не знаю, – пожала плечами Осси. – Не смотрела. Да какая разница – мальчик, девочка… Там кровь. Все в крови. Одеяло, подушки… На полу… В другой комнате тоже… Кровь. Всюду кровь… – Голос ее срывался на крик, а губы дрожали. – Это… Это что же? Это я?

Хода шумно засопела, как делала всегда, когда вопрос ей не нравился, и отвечать на него ей не хотелось. Иногда и не отвечала. Но не на этот раз.

«Ну, как бы это помягче сказать… Ты. Но, в то же время, – не ты»…

Дорога к мельнице была недолгой. Два поворота, подъем и вот они уже стояли на лысой и плоской как стол вершине скалы, а перед ними за невысокой оградой из длинных и толстых жердей раскинулось мельничье хозяйство. Богатое и обширное.

На широком чисто выметенном дворе помимо самой мельницы с лениво ползущим и раза в три превышающим приземистую постройку колесом, и добротного, сложенного из аккуратных – одно к одному – бревен, дома, расположилось еще с полдюжины больших и малых строений, служивших местным обитателям и хлевом, и амбаром, и бог его знает, чем еще. В общем, спрятаться тут было – раз плюнуть, а значит, что выбор Осси сделала верный и пришла, соответственно, тоже куда надо.

Впрочем, нарадоваться на себя Осси не успела. И восхититься своей проницательностью и смекалкой тоже, потому как судьба, решив видимо, что подопечная ее передохнула уже достаточно, а расслабилась – так и вообще сверх всякой меры, спокойный и размеренный ритм жизни сломала просто на раз, и события дальше развивались быстро, непредсказуемо и совершенно неуправляемо.

Причем, началось все довольно невинно и вообще – безобидно. Если только можно назвать невинной и безобидной лохматую оскаленную морду здоровенного пса, показавшуюся из будки в которой, не особо стесняя друг друга, вполне могли бы разместиться пара-тройка гвардейцев его величества.

Тактические установки этой зверюги были просты и незатейливы как сахарная кость, которую, правда, еще предстояло заработать, а потому мгновенно оценив оперативную обстановку и классифицировав ее как подлое и вероломное вторжение, пес прямо с места – из той самой будки – рванул в наступление. И ладно бы наступал он тихо, в том смысле, что – беззвучно. Так нет же – чудовищных размеров волкодав летел прямо на Осси, оглашая всю округу громоподобным лаем, поднявшим птиц с окрестных деревьев и здорово разозлившим Мея. А может, он просто собак не любил… По старой, как говорится, памяти.

Как бы то ни было, но непримиримые уже по одному своему рождению враги столкнулись в центре двора, причем схватка их была недолгой – скоротечной, как лучший миг бренной жизни, вспомнившийся перед смертью. И ею же она и закончилась. Неравные изначально были силы, но глупая кудлатая псина этого не знала, и понять вовремя не смогла. А когда поняла, то было для нее уже слишком поздно…

Мей стоял над поверженным противником в своей излюбленной позе – то есть, прямо над ним, слегка склонив голову на бок, и скалился уже просто так – не по злобе, а от удовольствия и предвкушения. Примеривался, в общем, к новой голове. А из прокушенного горла волкодава прямо в песок, обильно питая сухую землю и превращая ее в бурую жижу, стекала яркая алая кровь.