Бледный король
Шрифт:
Здесь с этим новая сложность. Со стороны нет гарантии, что ты отличишь инспектора за усердной работой от того, что она называла «впериться», когда только вперяешься в декларации, но не читаешь, не обращаешь внимания по-настоящему. И если обрабатываешь нужное число деклараций каждый день, никто не узнает. Я-то, конечно, так не поступаю, мои вперяния начинаются после дня здесь – или до, когда я собираюсь. Но я знаю, что они волнуются: кто здесь хороший инспектор, а кто их дурит, весь день сидит, вперившись, или думает о чем-то своем. Так бывает. Но теперь, в этом году, они могут узнать, знают, кто делает работу. Она потом выходит на свет, разница. Потому что теперь регистрируют не пропускную способность, а итоговый доход от аудита деклараций. Это для нас перемена. Теперь проще, мы ищем то, что принесет ИД, а не просто прогоняем столько деклараций, сколько можем. Это помогает обращать внимание.
984057863
– Мы жили за городом, рядом с асфальтовым проселком. У нас был здоровенный такой пес, папа держал его на цепи во дворе. Здоровенная помесь немецкой овчарки. Я эту цепь ненавидел, но
§ 15
Малоизвестный, но истинный факт из мира паранормального: бывают экстрасенсы фактов. Иногда их еще называют в литературе мистиками данных, а сам синдром – ИСФ (= интуиция случайных фактов). Внезапные проблески знания или ощущения у этих субъектов структурно напоминают (но обычно скучнее и обыденнее, чем) драматически актуальные предвидения, которые мы обычно считаем ЭСВ (экстрасенсорным восприятием) или прекогницией. Поэтому, в свою очередь, феномен так мало исследуется или популяризуется, и поэтому обладающие ИСФ почти повсеместно называют ее проблемой или болезнью. Тем не менее немногие выходившие уважаемые исследования и монографии изобилуют примерами; собственно, изобилие вкупе с неуместностью и прерыванием обычного мышления и внимания и составляет суть феномена ИСФ. Второе имя детского друга незнакомца, прошедшего мимо в коридоре. То, что человек, с которым сидишь в кинотеатре, когда-то стоял в шестнадцати машинах от тебя на шоссе I-5 рядом с Маккиттриком, штат Калифорния, в теплый дождливый день октября 1971 года. Факты сваливаются как снег на голову – невовремя, они смущают, как и любые экстрасенсорные вспышки. Просто эти вдобавок эфемерны, бесполезны, недраматичны, только отвлекают. Каким был на вкус «Куантро» для человека с легкой простудой на эспланаде Венской государственной оперы 2 октября 1874 года. Сколько человек стояло лицом на юго-восток на повешении Гая Фокса в 1606-м. Общее число кадров в «На последнем дыхании». То, что Гран-при 1959 года выиграл некий то ли Фанхи, то ли Фанхио [62] . У какого процента египетских божеств звериные, а не человеческие лица. Длина и средний радиус тонкой кишки министра обороны Каспара Уайнбергера. Точная (не приблизительная) высота горы Эребус – но не что это такое и где.
62
Хуан Мануэль Фанхио – пятикратный чемпион «Формулы-1», но в 1959 году он не участвовал в соревнованиях (прим. пер.).
В случае экстрасенса фактов GS-9 Клода Сильваншайна скажем, 12 июля 1981 года – точный метрический вес и скорость поезда, следующего на юго-запад через Прешов в Чехословакии ровно в тот момент, когда Сильваншайну надо сверить чеки 1099-INT с налоговой декларацией Эдмунда и Виллы Кошице, на доме которых в 1978 году сменял оконные ставни тот, чья жена однажды выиграла три раунда бинго подряд в церкви Святой Бригитты в Трое, штат Мичиган, хотя домашний адрес Кошице – Урбандейл, штат Айова, – причины этой ИСФ-нестыковки Сильваншайну неизвестны, для него такие фактики лишь очередная помеха в шуме и в целом панической низкой морали филадельфийского РИЦа. Затем – тольтекский бог кукурузы, но тольтекскими глифами, так что Сильваншайн видит просто абстрактный рисунок неизвестного происхождения. Обладатель Нобелевской премии 1950 года по физиологии или медицине.
Факт: как минимум треть ясновидящих и колдунов на службе древних правителей сожгли или казнили в начале их работы, когда выяснилось, что большая часть того, что они предвидят или чувствуют, нерелевантна. Правильна, но просто нерелевантна, бессмысленна. Истинное предназначение человеческого аппендикса. Прозвище маленького кожаного мячика, который был единственным другом Норберта Винера, когда тот рос болезненным ребенком. Число травинок на газоне у твоего почтальона. Они вторгаются, вваливаются, шумят. Одна из причин, почему у Сильваншайна всегда такой пристальный и смущающий взгляд, – он пытается фильтровать всяческие экстрасенсорно почувствованные и вторгающиеся факты. Объем паренхимы одного папоротника в приемной стоматолога в Атенсе, штат Джорджия, хотя он понятия не имеет (причем никогда), что такое паренхима. Что у чемпиона WBA 1938 года в легком весе был слабо выраженный сколиоз в области 10 и 12 позвонков. И он их теперь никогда не проверяет – такие ниточки не разматываешь; они как приманки, которые ведут в никуда. Это он узнал на горьком опыте. Скорость в астрономических единицах, с которой система ML435 удаляется от Млечного Пути. Он никому не рассказывает об этих приходах. Некоторые связаны между собой, но редко имеют то, что человек с настоящим ЭСВ назвал бы смыслом. Метрический вес всех катышков во всех карманах всех людей в обсерватории Форт-Дэвиса, штат Техас, в день 1974 года, когда запланированное солнечное затмение скрыли облака. Возможно, четыре тысячи фактов, и выпадает один релевантный или полезный. В основном, процесс больше напоминает как будто тебе поют на ухо «Звездно-полосатый стяг», пока ты пытаешься зачитать стихотворение на конкурсе. Клод Сильваншайн ничего не может с этим поделать. Что скончавшуюся в 1844
Экстрасенс фактов полжизни барахтается в разрозненных кишащих пустяках, которые никто не знает и знать бы не хотел, даже если бы представилась такая возможность. Численность населения Брунея. Разница между слизью и мокротой. Когда была прилеплена жвачка под четвертым креслом слева в третьем ряду кинотеатра «Вирджиния» в Крэнстоне, штат Род-Айленд, но не кто ее туда приклеил и зачем. Постоянные головные боли. Иногда эти данные визуальны и странно подсвеченны – словно бесконечно ярким светом с бесконечного расстояния. Масса непереваренного красного мяса в кишечнике среднестатистического сорокатрехлетнего взрослого жителя Гента, Бельгия, в граммах. Курс турецкой лиры к югославскому динару. Год смерти подводного исследователя Уильяма Биба.
Пробует капкейк «Хостесс». Клод знает, где его испекли; знает, кто стоял за станком, полившим капкейк тонким слоем шоколадной глазури; знает его вес, размер обуви, средний результат в боулинге, средний показатель отбивания в лиге «Американского Легиона»; знает размеры комнаты, где прямо сейчас находится этот человек. Это давит.
§ 16
Лейн Дин – младший и двое старших инспекторов из другого отсека стоят на улице перед одним из выходов без сигнализации между отсеками, на окруженной ухоженным газоном гексаграмме цемента, наблюдают за солнцем над полями под паром к югу от РИЦа. Никто не курит; просто вышли ненадолго. Лейн Дин – не с ними; просто так совпало, что он в то же время пошел подышать свежим воздухом на перерыве. Он все еще в поисках действительно хорошего, разгружающего местечка для перерывов; это очень важно. Двое других знакомы или работают в одной команде; они-то вышли вместе; чувствуется, что им привычно стоять подолгу.
Один несколько искусственно зевает и потягивается.
– Да уж, – говорит он. – Короче, мы с Мидж ездили в субботу к Боднарам. Знаешь Хэнка Боднара, из команды К в Инспекциях Уставного Капитала, в очках с линзами, которые сами темнеют от солнца, как они там называются?
Он сложил руки за спиной и покачивается на пятках, будто ждет автобус.
– Ага.
Второй – пожалуй, лет на пять моложе того, кто ездил к Боднарам, – разглядывает какую-то доброкачественную кисту или опухоль у себя на внутренней стороне запястья. Накапливается утренняя жара, нарастает и опадает электрический шум саранчи в тех полях, куда падают лучи солнца. Ни тот ни другой не представились Лейну Дину, а тот стоит от них дальше, чем они друг от друга, хотя и не настолько, чтобы считаться полностью обособленным от беседы. Может, они его не трогают, потому что видят: он новенький, все еще свыкается с невероятной нудностью работы инспектора. Может, стесняются и не знают, как представиться. Лейну Дину, чьи брюки застряли между ягодиц так, что пришлось сходить в кабинку мужского туалета, чтобы их извлечь, хочется выбежать в поля на жару, носиться и размахивать руками.
– Мы думали съездить в прошлые выходные – это когда, седьмого, получается, – говорит первый, глядя на виды, где особо не на что смотреть, – но у нашей младшей началась температура и подкашливание, Мидж не хотела бросать ее такую температурную с нянечкой. Поэтому она позвонила и договорилась с Элис Боднар просто перенести на недельку, ровно на семь дней, чтобы проще было запомнить. Сам знаешь медведиц, когда заболеют медвежата.
– Да уж не говорите, – вставляет Лейн Дин в паре метров от них, посмеиваясь чересчур добродушно. Одна его туфля – в тени козырька, вторая – на утреннем солнце. Теперь Лейн Дин впадает в отчаяние из-за того, что пятнадцать минут перерыва неизбежно подходят к концу и ему придется вернуться и инспектировать декларации еще два часа до следующего перерыва. В пепельнице маленькой урны, стоящей в нише, на боку лежит пустой одноразовый стаканчик. В разговоре время идет по-другому; непонятно, лучше или хуже. Второй все еще разглядывает что-то у себя на запястье, подняв руку, как хирург после раковины. Если считать, что саранча на самом деле кричит, то становится как-то еще жутче. Обычный протокол – вообще не слушать; через какое-то время и замечать перестаешь.
– Ну и короче, – говорит первый инспектор. – Мы приезжаем, выпиваем. Мидж и Элис Боднар заводят разговор о каких-то там новых занавесках для гостиной, все говорят и говорят. Скукота, бабские интересы. Ну и мы с Хэнком уходим в его кабинет, потому что Хэнк – он монеты собирает: серьезно, он серьезный коллекционер, как я посмотрел, ладно там картонные альбомы с круглыми дырочками – он и правда разбирается. И он хотел показать картинку монеты, которую подумывает приобрести, в коллекцию.
Второй мужчина впервые по-настоящему поднял глаза, только когда рассказчик упомянул нумизматику – это хобби всегда казалось Лейну Дину, христианину, низменным и неправильным во множестве отношений.