Блиц-концерт в Челси
Шрифт:
Когда я приехала в Лондон, мне позвонила Мэри и взволнованно сообщила, что получила известие от Гарта: он в Англии, цел и невредим, скоро будет дома. На переправе в его корабль угодила торпеда, но все обошлось. На конверте стоял штемпель Плимута.
Три дня спустя Гарт Андервуд (в настоящее время профессор биологии Университета Вест-Индии, Ямайка) появился на пороге моей студии, бледный и исхудавший, но в остальном прежний Гарт. Для меня он по-прежнему оставался юношей-старшеклассником, который частенько забегал к нам в гости вместе со своей младшей сестрой Джин, чтобы поболтать и выпить чаю со сладкими булочками. Гарт обожал булочки и поглощал их в неимоверном количестве.
Сидя, как обычно, верхом на стуле и жуя свои любимые булочки, он поведал мне жуткую историю своего отъезда из Франции. Гарт выглядел таким юным. Несмотря на военную форму, трудно было поверить, что этот мальчик только что вернулся из ада войны.
После жуткого путешествия
38
Океанский лайнер, потоплен немецкой авиацией у берегов Франции 17 июня 1940 года. Кроме военнослужащих на борту находилось большое число гражданских лиц, всего в результате авиаудара погибло около 9 тысяч человек.
Гарт умел плавать, хоть и не очень хорошо, но все же ему удалось добраться до тральщика, который находился примерно в миле от него. В самой бухте было немало судов, однако, похоже, никто из них не спешил подбирать людей с «Ланкастрии», которая накренилась на один борт и начала быстро погружаться; среди пассажиров, военных и гражданских, многие не умели плавать. «Стоял прекрасный солнечный день, – рассказывал Гарт, – отчего все происходящее походило на какую-то страшную фантасмагорию. Когда я подплыл к тральщику, корма „Ланкастрии“ исчезла под водой, судно перевернулось и ушло на дно. Его палубы были забиты людьми; пока корабль тонул, они продолжали петь „Roll Out the Barrel “ [39] . Волны уже сомкнулись над „Ланкастрией“, а спасательные шлюпки так и не были высланы. Все, кто хоть как-то мог держаться на поверхности, как и я, поплыли к другим кораблям». Сразу по горячим следам я записала рассказ Гарта Андервуда. Это постыдная история, которая не делает чести людям, находившимся в тот момент у власти.
39
Мелодия песни была написана чешским композитором Яромиром Вейводой в 1927 году, в середине 30-х годов появились тексты к ней практически на всех европейских языках. Во время Второй мировой войны полька стала популярной по обе стороны линии фронта, в немецкой версии песенка получила название «Розамунда», в английской – «Полька пивной бочки».
Гарт был студентом-биологом. Обладая цепким взглядом ученого, он привык подмечать мельчайшие детали. К тому же ученого прежде всего интересуют факты, а не эмоции. Даже перед лицом смертельной опасности Гарт обратил внимание на оглушенных взрывом мелких рыбешек, которые всплыли кверху брюхом и покачивались вокруг него на волнах. Когда траулер прибыл в Плимут, он вспомнил, что хордовые ланцетники впервые были обнаружены именно в том районе возле Эдистонских скал. История Гарта, изложенная в его невозмутимой мальчишеской манере, настолько потрясла меня, что несколько дней я не могла думать ни о чем другом. Меня преследовало видение обреченной «Ланкастрии», уходящей на дно вместе с молодыми солдатами: они стояли на палубе и распевали задорную песенку до тех пор, пока их не смыло в море.
Примерно в это же время вернулся молодой муж Салли Клэпкотт, история которого оказалась не менее ужасной: в их корабль попала торпеда. К счастью, ему, как и Гарту, удалось выжить. Но самое страшное – мы все знали, что и ему, и Гарту вскоре предстоит вернуться в свою часть и их снова отправят воевать на континент.
Жизнь в Челси, если не считать нехватки продовольствия, затемнения, заграждений из колючей проволоки, мешков с песком и выросших повсюду бомбоубежищ, не сильно изменилась. Я отправила матери в Плимут письмо, описав тот кошмар, который довелось пережить Гарту. Он с особой теплотой отзывался о гостеприимстве жителей моего родного города, щедро распахнувших двери, чтобы принять у себя полуодетых, усталых и голодных солдат. Позже мы узнали, что четыре пятых Британского экспедиционного корпуса удалось спасти и вывезти с материка. Но я не могла перестать думать о несчастных парнях с «Ланкастрии» и не могла больше выносить популярный мотив «Roll Out the Barrel», звучащий на каждом углу.
В те напряженные, полные тревоги дни, когда шла эвакуация войск из Дюнкерка, нам приходилось заниматься подготовкой к эвакуации юных лондонцев. Более шестисот тысяч детей были вывезены из города
– Кого? – крикнула я в ответ.
– Лодки! Один из наших пожарных катеров тоже был в Дюнкерке.
Новость быстро облетела всю округу, и мы поспешили к Вестминстерскому мосту. Там уже собралась большая толпа. И вот на реке появились маленькие потрепанные лодчонки с грязными облупившимися боками, словно невзрачные креветки на лотке у торговки. Я видела их скопление в гавани Дувра. Сейчас они растянулись по всей Темзе. Толпа взорвалась возгласами ликования. Героев приветствовали на всех мостах.
Лодки шли небольшими группами, по две-три, их тянули за собой буксиры. Прекрасное зрелище, от которого перехватывало горло, а к глазам подступали слезы. Я помнила, как они стояли в переполненной Дуврской гавани – отличная мишень для вражеской авиации, – а теперь наблюдала за их скромным, почти незаметным, возвращением к родным причалам после всех опасностей, которым они подверглись, чтобы доставить наших мальчиков домой. Я поделилась впечатлениями с Томом Бейнсом, увидев на следующий день, как он чистит свое суденышко возле пристани.
– А чего вы ожидали? – пожал плечами Том. – Победные флаги нынче вывешивать нельзя – война. Откровенно говоря, нам, как и нашим мальчишкам, хотелось одного: поскорее добраться до дома и завалиться спать.
Глава седьмая
Июнь, обычно самый веселый и светлый месяц, начавшийся в этом году с трагедии в Дюнкерке, завершился событием, о котором я уже упоминала и в котором виделись еще более мрачные предзнаменования: была объявлена новая эвакуация детей, продолжавшаяся почти неделю. На вокзалах вновь можно было наблюдать знакомую картину: толпы маленьких пассажиров, отважно улыбающихся и горько плачущих, отходящие поезда и машущие вслед родители. Но на этот раз настроение было гораздо тревожнее: угроза, нависавшая над нами черной тенью, омрачала сердца тех, кто еще полгода назад посмеивался над принимаемыми мерами; теперь все с беспокойством задавались вопросом, к чему приведет стремительное продвижение гитлеровских войск в Европе? А что, если Франция падет? Немцы пойдут на Англию? Нет, это немыслимо, Франция никогда не отступит. Разве французы не победили Германию в минувшей войне? Разве не были они самой воинственно настроенной нацией?
Прибытие в Великобританию короля Норвегии Хокона с наследным принцем Улафом и норвежским кабинетом министров в качестве правительства только увеличило наши опасения. Споры среди волонтеров службы первой медицинской помощи вспыхивали всякий раз, когда у нас выпадала свободная минута. Мы были молодыми и горячими и бойко рассуждали о том, что правильно и неправильно, переходя порой к серьезным словесным баталиям. Одна из старших сестер отделения была замужем за членом Британского союза фашистов, ее взгляды, хоть и вполне лояльные по отношению к стране, все же существенно отличались от наших. Иногда Рут и Бетти, коменданты больницы, вмешивались в перепалки и, чтобы положить им конец, давали какое-нибудь задание или заставляли штудировать курс по уходу за больными, который читала волонтерам доктор Керр, молодая энергичная женщина. Мобильные медицинские бригады формировались, как правило, из более опытных сестер, а волонтеры работали под присмотром врачей в больнице, многие были этим недовольны и мечтали поскорее оказаться в гуще событий. Кое-кто даже завидовал, что меня пригласили в комитет помощи беженцам, они считали – мне повезло. Я же не была в этом уверена. На дежурствах в пункте первой помощи у вас всегда оставалось достаточно свободного времени. Большинство девушек занимались вязанием, но я совершенно не умела держать спицы в руках и предпочитала читать или рисовать. Теперь же вдруг выяснилось, что у меня вообще не остается свободного времени, поскольку я занимаюсь только одним: добываю необходимые вещи для беженцев. С утра до ночи мне приходилось носиться по городу, проявляя чудеса изобретательности, но что бы я ни делала, этого всегда оказывалось недостаточно. Беженцы были требовательны и капризны. И если до сих пор я придерживалась убеждения, что люди, которым помогают, обычно проявляют благодарность, то вскоре оно улетучилось.