Близнецы. Часть вторая
Шрифт:
Ее привели в центр лагеря, где на телеге, как давеча жутко добрый старик, сидела по-походному одетая женщина в окружении хохочущих мужчин. Она ела серебряной ложкой суп и облизывала тонкие губы, чтобы продолжить рассказ. Мужчины внимательно слушали и смеялись искренне – все, кроме юнца с пятном крови и дохлым комаром под ухом. Юнец вообще не смеялся, только на всех смотрел. Он же и отвлек женщину, указав на прибывших.
Берстонка к ним повернулась, сощурилась, протянула миску стоявшему рядом толстяку. Нерис заметила, что суп почти кончился. Даже отсюда чувствовалось, как остро
– Вы задержались, – строго сказала женщина.
Она была едва ли намного старше Нерис, тоже черноволосая и невысокая – только худая и бледная, как поганка. Впрочем, чего удивительного, на таких-то харчах.
Ухер извинился и грубо толкнул Нерис в спину. Она шагнула вперед. Стмелик настойчиво надавил на плечо.
«Да подавитесь», – подумала Нерис, встав на колени. Она бы сплясала голая и все что угодно сделала, если бы это гарантировало выживание. Но раз уж оно зависит от берстонской поганки, пусть поганка будет – пока что – довольна.
Нерис опустила взгляд и плечи. Поганка торжествующе хмыкнула.
– Рябой, кажется, больше ценит блондинок. Но нам и эта сойдет.
Кто-то из мужчин усмехнулся. Стмелик представил пленницу и опять больно сжал плечо. Поганка слезла с телеги и подошла поближе. От нее пахло костром и лошадью.
– Она же вроде замужем?
– Ага, – подхватил горбоносый дедок. – Единственная из сестер.
– Интересно, – протянула поганка и вцепилась пальцами Нерис в подбородок, заставив смотреть наверх, – ну и где же твой муж? Неужели у хаггедцев принято бросать своих женщин на произвол судьбы? Вот полукровка бежал, оставив в замке любовницу, и потом обижался, что ее сожгли. Как же еще поступать с изменниками? – Ее голос стал тише и вкрадчивее. – Ты должна понимать это. Вы тоже казните предателей, разве не так?
«Точно, – сказала бы Нерис, поменяйся они местами. – Мне особенно нравится яма с ядовитыми змеями».
Она качнулась назад, облизалась и плюнула поганке в руку. Та повелительным жестом запретила Ухеру ее за это бить и с разочарованным видом вытерла пальцы о штаны.
– Знаешь, мой отец когда-то возил у седла головы ваших воительниц. – Поганка потянула Нерис за волосы и поддела ногтем амулет на шее. – Твоя слюнявая башка побудет пока на плечах, но трофей я себе возьму. Он такой же, как ваши заверения в дружбе – фальшивый и пустой.
Она повязала шнурок вокруг рукояти висящего на поясе кинжала и что-то забормотала на ухо горбоносому, пока Нерис уводили прочь.
– Постойте, – проквакали сзади чуть погодя.
Их догнал юнец с комариным пятном. Стмелик усмехнулся.
– Вам, господин, походная жизнь к лицу.
Тот пропустил замечание мимо ушей.
– Я знаю, у вас свои методы, но ошейник снимите. Она не собака.
Ухер прокашлялся. Юнец коротко махнул рукой кому-то в глубине лагеря. Стмелик осторожно протянул:
– Господин…
– Кузнец в той стороне, – перебил он. – Радек вас проводит.
Это, видимо, был примчавшийся на зов косолапый.
– Как прикажете, – безрадостно произнес Ухер.
Юнец только теперь прямо взглянул на Нерис, и она потерла плечом щеку. Он не понял. Она, уже вынужденная
Радек почти перестал хромать на утоптанной в тропинку траве. Люди сновали туда-сюда и все были чем-то заняты, так что на Нерис уже мало кто смотрел. Она, наоборот, разглядывала их, подмечая, как каждый вооружен и одет, и человек без оружия, в обычной нестеганой куртке, сразу привлек ее внимание к себе.
Он шагал навстречу, погруженный в свои мысли, но среагировал на звон цепей. Увидев Нерис, нахмурился. Она его тут же узнала. Он ее тоже, по-видимому.
Тот постоялый двор, жаркое, река, котята. Есть на свете хорошие люди. Берстонь получила тогда второй шанс. А теперь его, может быть, получила и Нерис.
Глава 4. Предательства
В последнее время Алеш частенько задавался вопросом: «А что эта женщина, собственно, здесь делает?»
Сначала это была госпожа Альда Шилга, с которой он совершенно внезапно оказался знаком.
Тогда, давным-давно, мастер Матей как раз взял его в подмастерья, а мама только что снова родила. Алеш был чересчур увлечен, метаясь между ними, чтобы замечать каких-то там господских гостей. Потому он и врезался на лету во владычью невестку, коротко извинился и убежал.
Альда тут же напомнила об этой истории, как только Алеш вынужденно представился, и внимательно наблюдала, дрогнет ли отмеряющая капли рука.
«Что ж, госпожа Шилга может похвастать отличной памятью, а я – богатым опытом общения с такими, как она».
Потом тот же вопрос Алеш задал себе, увидев сестрицу Ивко посреди сааргетского хаоса. Вильма постарела и явно натерпелась разного за эти годы – так явно, что ее с трудом можно было узнать. Она провожала хорунжего Мартина Венжегу – муж, с которым Вильма когда-то покинула Тарду, по всей вероятности, тоже остался в прошлом. Алеш не стал бы расспрашивать ее, даже будь у него на это время.
«Почему случайные встречи с бывшими любовницами вызывают тревогу и оторопь?»
К своему удивлению, нечто среднее Алеш почувствовал, когда встретил в военном лагере еще одну смутно знакомую женщину. Ее лицо возникло в памяти рядом с довольной харей Рутуса из Залесья и кислой миной лютниста по имени Кирилек. Уже тогда было ясно, что эта женщина – хаггедка, но вряд ли Алеш мог без подсказки угадать в ней царевну. Впрочем, в цепях и грязи она тоже выглядела не слишком царственной.
И все-таки он оборачивался к ней так часто, что Фабек спросил наконец:
– Вы чего это, мастер?
«Да как тебе объяснить, дружок. Я очень сомневаюсь, что эта пленница – та, за кого Фретки ее выдают».
Или, может быть, принимают – если учесть, как пылко и без оглядки на разницу в положениях здесь все друг друга обманывают.
Хотя госпожа Ортрун давеча дала слово, и Алеш теперь мог даже взять его в руки: складной перочинный нож с узорчатой рукояткой, который Венцель проспорил ему три года назад. Лисенок был тогда навеселе, естественно, и тыкал пальцами в конторский инвентарь.