BLOGS
Шрифт:
Интернатовский хлеб
Осенью 1993 года вокруг Кунибского психоневрологического интерната (Сысольский район Республики Коми) разразился скандал. Внешне, в прессе, он почти не проявился, если не считать одной-двух статей в «Красном знамени» и «Молодёжи Севера». Тогда умы интеллигенции, прессы и всего политически активного населения были заняты выборами в Государственную Думу, которую в начале октября расстреляли из танков, а 12 декабря её должны были выбрать без коммунистов и проголосовать на референдуме за новую Конституцию. В ней, между прочим, права личности отмечались особо... Абстрактная
Скандал, по сути, начался тогда, когда с проверкой приехала комиссия из Министерства по социальным вопросам, в составе комиссии был автор этих строк в ранге помощника министра и врач-психотерапевт В.Толстов. Мы увидели измученных, голодных и холодных людей, которые тихо улыбались и просили хлеба и сигарет. Серый сырой хлеб им привозили два раза в неделю, на душу выходило по два кусочка. Остальная еда разносолами тоже не баловала - пустые перловые похлёбки, картошка с консервами сайры, правда, говорят, что им часто давали конфеты-карамельки. Наверное, это было то, что удавалось урвать или выбить пожилой женщине-снабженцу. На фоне ремонтной грязи (ремонт длился уже больше года, и больные люди работали в т.ч. на стройке), холода, сквозняков и плохого освещения вся картина была страшной, какой-то военной и сумасшедшей не из-за больных людей, а из-за отсутствия совести у здоровых.
Справедливости ради надо сказать, что были, конечно, работники интерната, которые на свои деньги покупали хлеб голодным подопечным. Был предприниматель из Визинги, который оставил для больных двадцать или тридцать килограммов сушек...
...Тут сделаем логическое отступление. Я хотел следующую строчку написать так: «Но дело ведь не в благотворителях, а в государственной системе и в больном обществе, которое забыло своих убогих граждан». Однако я эту строчку из книги вычеркнул. ДЕЛО КАК РАЗ В ЭТИХ БЛАГОТВОРИТЕЛЯХ, поделившихся куском хлеба, умеющим слышать чужую боль и голод. Дело в куске хлеба, поделённом пополам. Поделённом, а потому и объединяющем народ не только в праздниках, но и в тяготах, и в трагедиях. Неизвестная сердечная работница интерната и безымянный предприниматель - все они часть общества. И народ жив, пока есть в нём люди, умеющие делиться.
Директор интерната, которую все жители села звали «Шахиней», не получила даже выговора. И это даже после того, как мы по итогам проверки устроили совещание в Минсоце и скандал. Рука руку моет. Тогдашний министр по соцвопросам был почему-то сильно занят поездками в Германию, в Финляндию, в США (на планёрках умилялся увиденным отношением к инвалидам и социально незащищённым гражданам в тех странах), а в Кунибе изменилось только одно: тогда, в 1993-м хлеб начали привозить пять раз в неделю. Мы с врачом В.Толстовым «хлопнули дверью» - ушли из министерства.
В 1995 году газета «Вечерний Сыктывкар» сообщала цифру, которая прозвучала на одной из планёрок администрации. 176 семей Сыктывкара недоедало
Мне повезло
Когда-то в молодости, когда страна Советов отказалась от советов и распадался СССР, я услышал историю одного старика-литовца, который жил у нас где-то в одном из лесных посёлков. Ему пришло письмо из Литвы, в котором сообщалось, что по реституции - по возврату незаконно отнятого во время революции и национализации в его стране имущества -государство Литва готово ему вернуть... пакгаузы и портовые дома, торговые склады где-то на побережье и даже возможность получить деньги за пароходы, которые у него были. Что-то там у его отца было и на счетах банков то ли в Австрии, то ли в Австралии. Семидесятилетний старик в то время работал пекарем, и вот в одночасье он мог стать миллионером. Наследник он был основной и один, остальные претенденты были дальние родственники.
Говорят, что, когда старику пришло письмо, он допёк хлебы своей смены, был, говорят, от нервов необычно румяный-румяный. Вечером, уже в темноте, он пошёл по глубокому снегу на кладбище и долго сидел у могилы своей жены. Долгодолго. Вечером к нему заходили соседки и видели, что он бесконечно курит трубочку, разговаривать не хотел... А утром вышел на работу. И продолжал работать всё так же - бледный и седой.
Он написал письмо туда - на родину, в Литву. Что в том письме, мы не узнаем. Но соседям объяснил просто. «Я хочу тут печь хлеб людям... Что я буду делать там? Два-три года трепать нервы с этими миллионами? Ходить с документами среди незнакомых людей и доказывать, что я - это я? Или лежать кверху пузом совсем в незнакомых странах и пялиться на чужую жизнь? И потом умру далеко от моей Анны?.. Моя жизнь здесь, потому что я здесь пеку хлеб».
Меня потрясла простота ответа и простота чрезвычайно ёмкого образа. «Я здесь пеку хлеб - и здесь моя жизнь». В районной газете написали немножко с пафосом: «Здесь я нужен людям», - но нам неизвестно, имел ли в виду тот старик «нужность» в рабочем смысле, а вот в скрытом, внутреннем смысле точности своего служения судьбе и Богу - это он имел в виду точно. Такими поступками не обманешь. Умер он меньше чем через два года. И положили его рядом с его Анной.
Теперь уже не помню, о каком же посёлке и каком старике писали, но где-то на простом сельском кладбище лежит старик, который помог мне когда-то правильно понимать судьбу и смыслы жизни на земле. Я хочу так же. Быть на месте: где родился, там и пригодился, - не изменять судьбе и дорогам, которые дал тебе Бог. И печь свой хлеб. Причём про хлеб я долгие годы мечтал буквально. И судьба дала мне возможность поработать с хлебом: я пять лет потрудился менеджером по продажам на хлебокомбинате.
«Не мечтай, а то намечтаешь...» - есть такая саркастическая поговорка. И всё-таки здорово: я уверен, что и в последний свой год на земле испеку я-таки хлеб. И угощу соседей. По-домашнему, может быть, простенько как-то, но всё-таки...