Блошиный рынок
Шрифт:
— Сейчас еще нельзя идти, Светочка. Надо подождать.
Пока я мягко отцепляла от себя племяшку, время было упущено. Она сама расцепила руки и уточнила:
— Ты слышишь?
Мы прислушались, и лично я ничего больше не слышала.
Тогда Милана радостно толкнула дверь ванной:
— Теперь эта старуха ушла, пошли купаться!
Прежде чем начать набирать воду в ванну, я, нацепив дедушкины очки, исследовала пол вокруг нее и постаралась сунуть нос во все доступные щели. Никакого намека на существование нежелательной живности я не обнаружила. Но на кафеле действительно присутствовали мелкие царапины. На одном расстоянии по
Наполнив ванну водой (детский термометр в виде пластмассовой зеленой обезьянки с изображением солнышка на нужной шкале температуры был мне в помощь) и добавив побольше пены, я сунула дедушкины очки в карман халата и вышла на кухню хлебнуть чаю. И тут слышу Миланин голосок:
— Светланка, иди со мной искупнись!
Я думаю: «Ну ничего себе, какая самостоятельная! Уже прошмыгнула в ванную!»
Спешу туда, потому что негоже маленькому ребенку купаться без присмотра. Но что-то заставило меня притормозить на пороге ванной комнаты. Может быть, смутное ощущение чего-то ускользнувшего от моего внимания, но походя царапнувшее и немного, совсем чуть-чуть саднившее.
В ванне маячила какая-то неясная белая фигура с очень длинными волосами, гораздо длиннее Миланиных. Племяшка, должно быть, стояла, возвышаясь над пеной. Видела я ее без очков расплывчато, детали сливались, из-за чего в первое мгновение мне показалось, что это никакая не почти пятилетняя девочка, а тощая старуха с бледной кожей и длинными, ниже пояса, волосами.
Но дело в том, что я проморгалась, а старуха не превратилась обратно в девочку. Я, продолжая стоять на пороге ванной комнаты, вытащила из кармана халата дедушкины очки, машинально протерла их рукавом и нацепила на нос. Теперь то, что я видела расплывчато, стало очень четко.
В ванне сидела тощая старуха с длинными черными волосами, утопающими в пене, заботливо мною взбитой для племянницы. И эта старуха была очень страшная. Она смотрела прямо на меня, хотя оба глаза были покрыты бельмами. А потом она с плеском выпростала через бортик ванны тощую белую, очень длинную ногу, с очень тонкими, неестественно длинными пальцами и отросшими синеватыми когтями, которые и ногтями- то невозможно было назвать, и принялась с отвратительным звуком корябать этими когтями кафельную плитку пола.
Это не была галлюцинация. То, что я видела смутно из-за близорукости, теперь, при помощи очков, стало абсолютно четким. Насколько я знаю, с воображаемыми образами такого не бывает.
— Светочка, опять она купается?
За моей спиной стояла Милана, прижав к себе резинового утенка. Она даже не особо была испугана. Я закрывала собой проход, закрывала собой эту жуткую старуху и надеялась, что у меня хватит сил, голоса, чтобы что-то соврать. Но я не успела.
Старуха высунула наружу из пены вторую очень длинную ногу и Миланиным голоском сообщила:
— Здесь славная водичка!
Только вот слово «водичка» было сказано уже не детским и не девичьим голосом.
— У тебя же прошло, — говорила
В общем, я дверь в ванную захлопнула, стулом подперла, Милану в охапку, такси вызвала (пришлось раскошелиться , и ночевали мы уже у меня дома. Благо все домашние укатили на дачу, и ни перед кем объясняться не надо было. У племяшки — радости полные штаны, какое приключение! Вечернее купание мы пропустили, зубы чистили на всякий случай на кухне. И спала я более-менее спокойно, хоть и прислушивалась постоянно.
Утром мы вернулись обратно, уже общественным транспортом, и без всяких эксцессов дождались Миланиных родителей. У меня даже хватило смелости зайти в ванную комнату и спустить остывшую воду. Правда, предварительно я пошурундила в ванне шваброй и даже воду потыкала, чтобы точно убедиться, что там никого нет. Хотя пена давно осела и растворилась и все было видно невооруженным глазом даже без очков. Но мало ли.
Милана все это время сидела в зале перед телевизором, мультики смотрела. Я не хотела лишний раз напоминать ей о причинах нашего панического бегства. Хотя племяшка, как мне кажется, как раз и поуспокоилась, когда убедилась, что взрослый человек тоже увидел страшную старуху. Детская логика — раз взрослый обнаружил проблему, взрослый ее и решит, так что можно не волноваться больше.
Сестре я ничего не стала рассказывать.
Когда мы утром зашли в квартиру, все было ровно на тех же местах, как я оставила. Стул подпирал дверь ванной комнаты, свет внутри горел всю ночь.
Мне тоже хотелось все объяснить как-то по-простому, по-обыденному. Например, что Милана обладает способностью к гипнозу и элементарно внушила мне определенный образ. Родители ее к гипнозу устойчивы, а я нет. Ужасно глупо, конечно, зато успокаивающе.
Чуть позже из-за возникших на работе проблем сестра с семьей были вынуждены продать эту квартиру и переехать насовсем в другой город. Рэкетиры наехали, обещали с водяным лично познакомить. Как в те времена было: не нравится — ноги в цементные сапоги, и вали рыб кормить.
На новом месте больше никто не мешал Милане купаться, и она постепенно совершенно забыла про своего ванного монстра. Это только утвердило ее родителей в уверенности, что по поводу старухи не стоило волноваться. И так волнений хватало с избытком.
Я бз понятия, кто в итоге купил квартиру со старухой, являлась ли она только нам или до сих пор осчастливливает всех квартирантов. Без понятия, было ли это предупреждением о последовавших проблемах, или моя племянника просто точно так же притягивала водяную нечисть, как и я.
Я и не хочу ничего об этом знать. Не хочу больше ничего такого видеть ни в очках, ни без очков.
Жаль, конечно, что Милана гипнозом не владеет.
***
Дед Власий говорил, что перед началом рыбалки, где бы ни ловил, где бы сеть ни ставил, куда бы удочку ни закидывал, а водянику-водяному обязательно надо угощение поднести, как бы разрешения спросить. На Никиту-Водопола, шестнадцатого апреля, в складчину покупали рыбаки самую негодную лошаденку, откармливали, украшали лентами, медом обмазывали да и топили посреди реки или озера с приговором: мол, тебе — гостинец, а нам — улов и помощь. Первую рыбу тоже всегда надо отдать с первого улова. Краюшку хлеба в воду пустить. И не жадничать. Никогда нельзя брать больше, чем тебе нужно, — ни в воде, ни в лесу. А то всего можешь лишиться.