Бог Ярости
Шрифт:
Николай в корне изменил меня, потому что он уничтожил ложь, которую я говорил себе годами. Я думал, что если буду убеждать себя в том, что я нормальный, честный и совершенно не подвержен влиянию прошлого, то в конце концов поверю в это. Но это оказалось несбыточной мечтой.
Быть с Николаем больно, потому что я хочу его, несмотря на ненависть к себе. Он нужен мне, чтобы я мог починить разбитые части, которые засунул в самый дальний угол своего шкафа со скелетами.
И это неправильно.
Я использую его, и как бы он ни был влюблен в
Если я хочу удержать его, мне нужно исправить себя.
Мне нужно найти способ поговорить с пятнадцатилетним собой после того, как я так долго отталкивал, отвергал и отгораживался от него.
Мои мышцы напрягаются, а мигрень усиливается, когда я вижу женщину, ожидающую меня в коридоре.
Потребность убежать и спрятаться пульсирует во мне с такой силой, что зрение затуманивается. И все же я иду ровным шагом, заставляя себя подавить глубокую ненависть к этой женщине.
Просто подавить ее еще на несколько недель.
Эта выставка вознесет маму к неизмеримой славе, и тогда Грейс ей больше не понадобится. Вот тогда я смогу рассказать об этом родителям и Николаю. Тогда я наконец-то смогу поступить правильно по отношению к нему и своему пятнадцатилетнему «я».
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я со вздохом, мой спокойный голос неузнаваем.
Она улыбается, и я едва не задыхаюсь от запаха ее духов.
— О, Брэн. Неужели ты всерьез собираешься отказаться от этой возможности, которая выпадает раз в жизни, из-за какого-то маленького недоразумения в прошлом?
— Недоразумения? — я стиснул зубы, все мои демоны разом вырвались наружу, и я почувствовал, как мой контроль разбивается вдребезги. — Ты только что назвала это недоразумением? Ты, блять, напала на меня, Грейс.
— Я ничего подобного не делала. Ты явно был согласен. Ты поцеловал меня в ответ и притянул к себе. Так что не стой здесь и не заявляй о нападении.
— Я сказал тебе «нет»!
— Тс-с-с, — она осматривается по сторонам. — Что это за тон? Почему ты шипишь и ведешь себя, как та игрушка в виде мальчика-хулигана, которую ты привел с собой? Ты гораздо элегантнее и утонченнее, и тебе стоит подумать о правильной компании. Этот Николай тебе не подходит…
В одно мгновение она стоит на месте, а в другое я бью ее ладонью по лицу, с грохотом ударяя головой о стену. Она смотрит на меня сквозь пальцы широко раскрытыми глазами, и впервые я вижу страх.
Она боится меня. Отлично.
— Не смей произносить его имя своим гнилым ртом. Не упоминай о нем. Не разговаривай с ним, а если увидишь его, иди в другую сторону, или, да поможет мне Бог, я убью тебя. Я ясно выразился?
Она кивает один раз, ее лицо краснеет.
Желание раздавить ее череп между пальцами ярко пылает в моей колотящейся голове, но я отпускаю
Она выпрямляется и смотрит на меня так, словно у меня выросло несколько голов, а затем отступает, вероятно, почувствовав исходящую от меня убийственную энергию.
Я прислоняюсь к стене, когда она уходит, но все еще не могу избавиться от гребаной мигрени, пульсирующей в голове. Может, мне не стоило возвращаться домой?
Нет.
Я вдыхаю.
Я бы ни за что на свете не променял последнюю неделю, проведенную с Николаем. Держаться за руки, быть на людях, представлять его моей семье и слышать их одобрение. Это была самая счастливая неделя в моей жизни.
До сегодняшнего дня, то есть.
Все будет хорошо.
Я пережил годы. Переживу еще несколько недель.
Я натягиваю на лицо улыбку, когда открываю дверь своей студии.
— Прости за опоздание, малыш. Немного задержался…
Мои слова замирают, когда я слышу звук, который никогда не забуду, ни после одной ночи, ни после года, ни после восьми лет.
— Мммм… Мммм… Мммм… Мммм…
Чернила вырываются из горла, и я захлебываюсь ими, как в ту ночь в душе. Они заливают мне глаза, нос и уши. Они поглощают все мое тело, пока я не вижу Николая только сквозь черную дымку.
Его глаза прикованы к экрану телефона, а этот шум раздается все дальше и дальше, разбивая мои уши, как кувалдой.
Я не знаю, как иду к нему, когда не чувствую ног.
Я не знаю, как мне дышать, когда в горле встал ком.
Кровь капает из его руки, когда он хватается за дно разбитого стакана. Его кровь просачивается в черное озеро, поглощающее меня целиком.
Не думаю, что он меня слышит. Он определенно не видит меня, потому что его прекрасные глаза теперь так же пусты, как и мои.
Я погубил его так же, как погубил пятнадцатилетнего себя.
Это все из-за меня.
Я — гребаная проблема.
Николай наконец поднимает голову, и когда смотрит на меня, впервые с тех пор, как я его встретил, я не вижу в его глазах своего отражения.
Вот что происходит, когда он видит меня. То же самое произойдет, когда меня увидят все остальные.
Вот почему я прятался. Вот почему я не хотел ничего рассказывать.
Я знал, что это лишь вопрос времени, когда за этим последует любое другое поганое признание.
Я наивно полагал, что у меня есть время.
Но у меня его нет.
И никогда не было.
— Ты… ты видел… ты видел… — мой голос звучит как будто из-под воды, а зрение затуманивается влагой.
— Ты видел…
И теперь ты больше не можешь смотреть на меня.
— Брэн… — его слова обрываются, когда я выхватываю кусок стекла из его руки и прижимаю к своей шее.