Богатырское поле
Шрифт:
В толпе одобрительно загудели, послышались голоса:
— Ай да князь!
— Так бы сразу и говорил. Пойдем на Ростиславичей!
Мед мужикам поставили из огнищаниновых погребов.Тиун добавил. Пять бочек Всеволод выделил из своих припасов. Народ на площади все прибывал. Вместе с посадскими пировала и княжеская дружина. Князья тоже не стали прятаться за частокол, пили на площади: перед из
бой огнищанина Петряты постлали ковер, принесли столы и лавки, составили вместе. Тут и там зачадили
Поспел на пир и Радко с медведем, с Карпушей и Маркелом. Аленка тоже пришла посмотреть, как веселится народ. Глядя на пьяных мужиков, со слабой надеждой думала: а что, как и Давыдка здесь?
Накануне вечером за скудным ужином в избе Овчуха Радко предложил ей податься с ним вместе в Новгород.
— Одну тебя отпустить во Владимир не могу,— сказал он.— Много злых людей нынче бродит по дорогам да по лесам. Не дойдешь. А с нами тебе и тепло будет, и сытно. В беде подсоблю. Не брошу...
Разумно увещевал ее скоморох. Но у Аленки свое было на уме. Узнав, что прибыло войско, идущее на Ростиславичей, заупрямилась пуще прежнего:
— Упаду князьям в ноги, упрошу взять с собой.
— До тебя ли им? — усмехнулся Радко.
В толпе взопревших от тесноты баб, привалившихся к тыну, слышались голоса:
— Ишь как живут князья — лебедей пряженых подают...
— Сладко!
— Меды пьют, радуются.
— А наши-то мужики — дураки!.. Нынче пляшут, утром спохватятся...
— Уведут родименьких.
Овчух, страдавший болями в желудке и давно уже забывший вкус меда, тоже вертелся среди баб возле тына. Подливал маслица в огонь:
— Многие воротятся ли, бабоньки? Ваши мужики — вои, а я хоть и не вой, а тоже мужик. Со мной сподручнее. Хоть гривной и не наградят, зато голова на плечах... Ежели что, дорогу ко мне знаете.
— У, бесстыжий! — повизгивали бабы; иные игриво били его по плечам и по спине.— Седина в бороду, бес в ребро!
— А и то. Был бы уговор,— смеялся Овчух.
К тыну подошел, покачиваясь на помягчевших ногах, сокольничий князя Всеволода — в белой рубахе до колен, с княжеской гривной на шее. Поглядел на баб мутными глазами.
— А ну-ка, бабоньки, водицы мне!
— Аль меду мало?
— Ишшо не раздуло?..
— А вот я вам! — выругался сокольничий, сунул два пальца в рот да так свистнул, что мигом всех от тына отбросило. Одна только Аленка осталась.— А ты, молодица, пошто не побегла? — удивился сокольничий.
— Это со свисту-то?
Засмеялся сокольничий:
— Ну, коли так, принеси водицы.
— А к князю допустишь? — спросила Аленка.
— Принесешь водицы, допущу,— смеясь, пообещал сокольничий.
— Не обмани...
Закинув косу за спину, побежала Аленка к колодцу, зачерпнула полную бадью. Тяжелая бадья — едва принесла.
—
Хоть и пьян, а сильная рука у сокольничего. Подобрала Аленка подол, перепрыгнула через плетень. Перепрыгнула — да и прямехонько сокольничему на грудь. Обхватил он ее, прижал, крепко держит, не пускает.
— Поцелуй — отстану.
— А как уговор?
— Долг платежом красен.
Приподнялась Аленка на цыпочки — откуда и смелость взялась? — поцеловала сокольничего, да не как-нибудь, а в губы.
— Ой, девка-а,— зашатался сокольничий, на глазах трезвея,— да отколь ты такая?
— Где была, оттоль вся и вышла.
Все смеялись вокруг. Смеялись и за столом, где пировала дружина. Застыдилась Аленка, закрыла лицо руками. Ну как теперь подступиться к князю?
Но Всеволод уже заметил ее, привстав, поманил к себе. Сокольничий подтолкнул Аленку:
— Иди, тебя кличут.
Всеволод сидел во главе самого большого стола на скамье, укрытой полавочниками. По правую сторону от него — петушистый князь Юрий, по левую — старшие дружинники. Аленка подивилась, приглядевшись к Всеволоду: а молоденький-то!..
Большие ромейские глаза Всеволода оглядели Аленку всю, прильнули к свежему румянцу на ее щеках.
— Чья будешь?
— Володимирская я...— смело отвечала Аленка.— Боярина Захарии раба. Из Заборья... Чай, слыхал?
— Из Заборья, говоришь?— удивился Всеволод.— Постой, постой, уж не Давыдкина ли сестрица?
Екнуло у Аленки сердце!.. Ни слова не вымолвит от волнения. Погодя немного сказала, заикаясь:
— Давыдкина, князь... Я и есть Давыдкина... Сестра его я... Аленка...
— Аленка, говоришь?
Лукаво улыбнулся князь, шепнул что-то сидевшему рядом с ним молодому вою. Тот встал и скрылся в огнищаниновой избе.
— А вот поглядим,— сказал князь.
Что уж потом было,— будто сон, вспоминала Аленка. Видела только — вышел на крыльцо Давыдка, русоволосый, голубоглазый — такой, каким приехал тем росным вечером в Заборье. А потом уж ничего не видела — все застлали горячие слезы.
— Ну, князь,— сказал Давыдка, светлея лицом,— в долгу я перед тобой неоплатном. Что ни прикажи, все исполню...
— На то я и князь,— ответил с улыбкой Всеволод.— Ешь, пей. Но есть и дело для тебя, Давыдка. Бери самого наилучшего коня, скачи во Владимир. Передай людям нашим — пусть ждут. Скажи: идут князья к ним со всею силою. И ежели не брехали, а вправду хотят нас на стол, то пусть, соединясь с суждальцами, готовятся встретить как положено. Мы же будем драться с Ростиславичами, живота своего не щадя... А за сестрой,— повернулся князь к Аленке,— за сестрой твоей я сам пригляжу. Скачи!..