Богатырское поле
Шрифт:
— Все сделаю, как велено,— сказал Давыдка, кланяясь Всеволоду.— Дозволь только побыть с сестрицей.
Всеволод кивнул, рукой подозвал чашечника. Велел всем нацедить меду. Встав, полный ковш протянул Давыдке. Давыдка принял его с поклоном, поднял высоко в руке:
— За здоровье князей наших!
— За здоровье князей! — подхватили дружинники.
Пир в Москве продолжался до глубокой ночи. А когда сильно захмелевших людей сморил крепкий сон, когда всплыла над Неглинной-рекой луна, Давыдка был уже в пути. Пригнувшись к седельной луке, скакал он сквозь дремучие леса — все на восток и на восток, туда, где мерещился над
6
День и ночь съезжались к Ярополку гонцы; бросая отрокам взмыленных коней, взбегали на крыльцо.
— Князья вышли из Чернигова!
— Князья в Москве!
— Рать собралась неисчислимая!..
Бояре волновались, подолгу сидели в гриднице, говорили Ярополку:
— Кликни людей, князь. Останови супостатов!..
Ярополк молчал. Не крепко, будто на болоте, на зыбком кочажнике, стоял он на Владимирской земле. Сидел в кресле на возвышении — не в своем, в Андреевом, смотрел на боярские хари, дивился — трусливы, как псы. А ведь давно ли похвалялись: положись на нас; мы с тобой — и ты спокоен, отшатнемся — втопчут в землю мужики. Им ведь только подморгни — за вилы возьмутся, за топоры, пустят красного, петуха. Давно ли жгли усадьбы — еще и доныне гарью доносит: не смирились холопы, нет, не смирились. И зря тогда Ярополк послушался бояр, своим умом надо было жить. У них ведь чрева бездонные — никакого богатства не хватит, чтобы накормить. А накормишь — отойдут и снова вернутся, яко псы на блевотину. Все княжество растащат по своим теремам, а после его же, Ярополка, притянут к ответу...
Зло подступает к Ярополкову горлу, гнев перехватывает дыхание. А что делать? Знает князь — все это пустое: никуда ему от них не уйти, связан он с боярами крепко-накрепко. Теперь опереться не на кого — только на них.
Но думу такую втайне берег Ярополк: вот управлюсь с Юрьевичами, тогда поглядим. Налажу дружину, боярам спуску не дам...
Не дам ли? Ой ли, хватит ли силенок?.. Горько улыбнулся про себя молодой князь: ни ему, ни Мстиславу бояр не сломить. Боярский корень глубоко сидит. Чтобы ловчее за него ухватиться да вырвать, надо головы кой-кому порубить. А Ярополку страшно. Не то молод еще, не то материна проклятущая смиренность в крови. Отец — тот был
человеком смелым: на новгородцев ходил, на половцев — всегда впереди, под стягом, на боевом коне. Рано помер, а то сидел бы сейчас на владимирском столе. Владимирский стол ныне самый высокий стол на Руси. Киев одряхлел. Андрей Боголюбский правил им из своего далека, будто вотчиной,— смещал и ставил князей...
Об Андреевой славе мечтал Ярополк. А многого ли достиг? Зря послушался бояр, зря давал дядьям клятву... Теперь проклянут его в летописях и былинах. Понесут песенники по Руси худую славу. Не ту, о которой мечтал. С такой-то славой ни один город к себе не примет. Как же тогда?..
Ярополк снова взглянул на бояр — аж рот перекосило ненавистью. Представил себе, как идут они с ключами на золотом блюде навстречу Михалке, как сызнова клянутся ему в верности, а то, что было, валят на него, Ярополка, да на брата его Мстислава. И снова течет в их бретьяницы душистый мед, в скотницы — золото и серебро. Князья приходят и уходят — бояре остаются...
Захария в отделанной горностаями теплой шубе — несмотря на жару,— в теплой же высокой меховой шапке восседал
Уж кто-кто, а Захария за Ярополка горой. Не ему обиду держать на князя. Да и князь это знает, понимает боярина. Ежели сбросят Ярополка со стола, то и Захарии не усидеть в своем тереме. Знал боярин Михалку, знал и Всеволода — эти за ценой не постоят. Щедро одарят всех, кто восставал против Андрея. И уж ему, Захарии, кре-епко несдобровать. Никак нельзя боярину даже в мыслях допустить, чтобы сел Михалка на владимирский стол.
Будто что легло от него к князю, притянуло к боярскому лицу Ярополковы бесцветные глаза.
— А что скажет Захария? — спросил князь.
Все, кто был в гриднице, повернулись к боярину. Затаили дыхание.
Согнав следы раздумий, Захария неторопливо огладил бороду. Никто не должен заметить его смятения. Пусть верят — боярин не сомневается в успехе. И еще пусть не думают, что мучит его тяжесть вины. Чист боярин перед князем, чист и перед богом.
Встал Захария, поклонился Ярополку, поклонился боярам.
— Дозволь, князь, правду молвить,— сохраняя осанку, нараспев, спокойно произнес он.— Слушал я думцов твоих и дивился. Отколь и к кому бояре пришли? Чего ищут в княжеском тереме?..
Он, прищурясь, оглядел сидящих. Вона как попали его слова: в самую сердцевину,— задвигались бояре, зашушукались, недоуменно вскидывая па него глаза. Захария улыбнулся и продолжал:
— Иль не одарял князь бояр наших землей? А угодьями?.. И сколько золота положил в наши, боярские, скотницы? Кто счел?! А теперь прикиньте, бояре, как все повернется, ежели Андреевы братья придут во Владимир и начнут свои порядки наводить...
Он снова помолчал, утер меховой опушкой рукава застилающий глаза липкий пот.
— Князь — он всему голова, это верно,— продолжал Захария.— Князь за все в ответе. На то он и князь. Так уж исстари повелось на Руси. Ну, ладно... А мы кто? Мы к нязевысоветчики. С нас ведь тоже спрос немалый. Кто знает, сколь обиженных нами в Михалковом войске? А?.. Так что давайте думать вместе, бояре. Давайте думать, что присоветовать нам князю нашему? Прикинем так — на володимирских каменщиков надежда слабая. Они в сече переметнутся к Юрьевичам. Это все мы знаем. Дружина у князя пришлая... Еще боголюбовские пешцы. Не вои. Да и мало их. Вот я и думаю — не пришла ли пора нам, бояре, отплатить князю нашему старый долг. Пошлем по вотчинам своим тиунов, наберем войско из смердов. Смерды — не каменщики, они у нас вот тут...
Он выразительно сжал кулак и потряс им над головой.
Устал Захария от длинной речи, но остался собою доволен. Снова разгладил обеими руками бороду, в тишине обратился к Ярополку:
— Дозволь сесть, княже.
— Садись, боярин,— наградил его Ярополк признательным взглядом. Вопросительно поглядел на бояр.
Бояре неодобрительно молчали. «Эко солнышко приоткрыл Захария! — размышляли они.— Князю радость, а нам пошто забота? Плохо ли жилось за Ярополковой спиной!..» Смердов ни в Ростове, ни в Суздале доселе не подымали в походы. Половцы их не беспокоили, а свои счеты князья сводили и малой дружиной. Взять мужиков от земли, да еще в такую пору,— прямой убыток.