Богдан Хмельницкий
Шрифт:
гибель и для всех будет пожива1. Турецкий визирь прислал к Хмельницкому, по
данному обещанию, шесть тысяч румелийцев. Выли в козацком войске даже цыгане.
Это войско было столь велико, что, по выражению польского историка, подобного
Европа не видывала со времен Тамерлана 3).
Ч Latop. Jerl., 97.
2)
Stor. delle guer. civ., 104.
3)
Belli scyth. cosac., 36.
277
Никто не просил жалованья вперед; каждый без торга шел пробовать
было порядка и устройства, зато сильная охота к битвам н к поживе. Когда поляки
услышали, что на них идет такая армия и уже приближается к Волыни, то, по словам
русского летописца, такой страх напал на них, что они думали тогда же о бегстве, и
самые храбрейшие, которые, сидя за вином в корчмах, разбивали Александров
Македонских, побледнели и опустили руки *).
1)
Нстор. о през. бр.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Польский лагерь под Збаражем. — Голод.—Подвиги Вишневецкого.—
Стомпковский.— Поход короля.—Посполитое рушенье.—Назначение нового козацкого
гетмана.—Зборов-
ское сражение.
Стоя под Константиновом, польские предводители собрали совет. Было два мнения
относительно избрания места для встречи неприятеля. Одни, представителем которых
был Остророг, советовали стать ближе к Каменцу, чтоб защищать зту важную крепость,
да и самим иметь из неё продовольствие: притом носились слухи, что Хмельницкий
направляет путь на Каменец. Другие говорили: «Неблагоразумно покидать Волынь,
когда она взбунтовалась; неприятельская сила ударит на нее, в надежде найти
союзников в здешнем простом народе. Когда мы будем беречь Каменец, козаки, через
Волынь, вторгнутся в средину государства». А между тем, трусы разбегались, под
предлогом неполучения жалованья. Оставалось решиться на что-нибудь. Решили, по
совету Фирлея, стать под крепким городом Збаражем. В пользу этого располагала
надежда соединиться с Вишневецким, который тогда стоял под этим городом. Славное
имя его возбуждало бодрость, а польское войско находилось в беспорядке 1).
Невнимание, оказанное князю на сейме, лишение региментарского достоинства,
невыгодное о нем мнение короля и придворной партии оскорбили до крайности
честолюбивого князя. В порывах негодования он зарекался не вступать более в дело и
отправился из Варшавы в одно из своих имений в Червовой Руси, чтоб проводить
время подле своей любезной Гризельды. Дружина собралась около своего
предводителя; подчиненные разделяли огорчение военачальника и также положили
оружие. Но разнеслись ужасающие вести об ополчении Козаков, о нашествии
ордами. Опасность грозила всякому пану; Вишневецкому более всего. Вишневецкий
собрал своих удалых воинов, тех вишневцев, которых малая горсть, в начале восстания,
одна подвизалась против бичей шляхетского звания.
) Памяти, киевск. коми., I, 3, 436—443.—Hist. Jan. Kaz., I, 50.
279
«Что будем делать, друзья,—говорил он,—уходить ли нам? прятаться ли? И на то ли
мы так славно подвизались, когда все бежало? Полетим, друзья, снова!»
С отважною дружиною отправился он по дороге в Украину и собирал себе
товарищей. Пристал к нему племянник его, Димитрий, подражатель и любимец
воинственного дяди; соединился с ним Александр Конещюльский, его прежде
жестокий соперник, но столько же, как и он, гонимый козацким предводителем.
Стекалась к нему шляхта, ободряемая его именем.
«Все старания киевского воеводы к укрощению мятежа оказались напрасными;
поднимается страшная буря, наступают роковые времена! — писал Иеремия
Вишневецкий в своем зазывном универсале к шляхте.—Из любви к отечеству мы
пробуждаемся от глубокого сна зависти, сближаемся с народом и извещаем вас о своей
готовности к услугам ваших милостей. Уже король выдал, как говорят, два раза вици на
посполитое рушенье, о третьих еще не слышно, но отечество в крайнем положении:
надобно спешить! Прошу вас, господа, сияющие мужеством и советом, беритесь за
оружие, других уговаривайте и поспешайте ко мне к 18 июня!» 1).
Дошедши до селения Шимковцы, паны стали обозом: воины переходили туда из
лагеря трех предводителей; в лагере от этого сделался такой беспорядок, который
заставлял опасаться повторения пилявской комедии. Не время было играть
честолюбием: Вишневецкий стал замечать, что раздвоение войска послужит к выгоде
неприятеля и начал исподоволь стараться соединиться с главным войском. Для
честолюбивого магната стыдно казалось самому набиваться с услугами: ему хотелось,
чтоб соперники сами прислали просить его помощи и через то выказали, как мало они
способны к войне без Вишневецкого.
Чрез несколько дней пире того как Иеремия расположился обозом, жолнеры
привели связанного русина.
«Что ты видел, что знаешь?» спрашивали паны.
«Хмельницкий уже в Камени Чолганском; я сам видел его собственными глазами»,
отвечал пленник.
«Отправьте его к предводителямъ», сказал князь.
Как нарочно Остророг только-что воротился тогда в лагерь с четырьмя реестровыми