Богдан Хмельницкий
Шрифт:
и самому митрополиту не годится бояться даже смерти, в надежде, если бы он и
пострадал за веру, принять за то от Господа Бога венец 2). Тогда Жданович вошел в
тайные сношепия с киевлянами и составлял план погубить неприятельское войско в
Киеве, Он Отправил Мозыру с двумя тысячами к Днепру, приказал ему тихонько
подплыть под литовские байдаки и зажечь их; другой же предводитель, Горкуша,
также, с двумя тысячами, должен был идти по правому
О Памяти, киевек. коми., II, 3, 110.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 287— 288,
344—345.—Annal. Polon. Clim., I, 287.—Histor. belli cosac. polon., 194—195.
2) A. IO. n 3. P., III, 472-473.
454
неожиданно на Старый город. Сам Жданович, с шестью тысячами Козаков,, плыл
по Днепру вверх, и готовился пристать к берегу, чтоб напасть на литовцевв то время,
когда Горкуша нападет на них с другой стороны города. Тогда,по уговору с ним,
жители, ожесточенные грабительством литовцев, решились сами зажечь дома свои,
истребить все достояние, чтоб оно не доставалось в руки врагов, и этпм пожаром
произвести смятение, которое помогло бы козакам.
6-го августа (16-го н. ст.) один неустрашимый мещанин на Подоле первый зажег
свой дом и все строение, а потом сам бросился в огонь; его подвиг увидели враги: он
хотел избавить себя от позорной казни. Шестьдесят домов сравнялись с землею. На
другой день, в полдень, увидели мещане издали Козаковъ—и Киев загорелся со всех
сторон. Поднялся страшный вихрь. Очевидец рассказывает, что он, стоя на горе,
воображал себе Содом и Гомору. Горели лавки с товарами, шляхетские и мещанские
дома, училища, горели церкви; в числе их погибли две древние каменные церкви, одна
во имя св. Троицы, другая во имя св. Василия, построенная Владимиром и стоявшая на
том месте, где теперь церковь Трех Святителей,—женский Фроловский монастырь,
церковь Николая-Доброго. Только католический кафедральный костел и
доминиканский монастырь были охранены жолнерами. Более двух тысяч дворов было
истреблено пожаром. Литовцы бросились-было грабить остатки имуществ, которые так
усердно повергали в огонь собственные хозяева, но тут раздалась тревога: козаки
нападали на них.
К несчастью русских, предводитель кореунских Козаков, Мозыра, испортил все
дело. Вместо того, чтоб исполнить приказание Ждановича и подплыть Днепром под
литовские байдаки, он пошел на правый берег, позади Горкуши и начал огнем давать
сигналы плывшему Ждановичу, чтоб тот спешил скорее. Это открыло Радзивиллу
тайну. Сильный отряд, под начальством Нольда,
Воротами, близ Лыбеди, а другая часть войска бросилась в байдаки и поплыла быстро
к Печерскому монастырю против Ждановича. Горкуша на Лыбеди не мог ничего
сделать. Две тысячи татар, бывших с ним, вместо того, чтоб помогать ему, остались за
Лыбедью. Сначала козаки на Лыбеди опрокинули-было неприятеля и погнались за
Нольдом, но потом драгуны окружили их со всех сторон и оттиснули. В то же время
литовцы, плывшие по Днепру, принудили Ждановича обратиться назад; вихрь был
прямо в глаза козакам; им надобно было плыть против воды, а враги их плыли вниз по
течению за ветром. Таким образом план Ждановича не удался от своеволия его
подчиненных. Русские выиграли только то, что имущества их не достались грабителям.
Киевский пожар и трилисское кровопролитие увеличили ожесточение русского
народа. Русские, скрываясь по лесам, наскакивали исподтишка на врагов и отомщали
на пленниках кровь своих братьев и пепел их жилищ; они преследовали с особенным
ожесточением немцев, потому что немцы выказали себя свирепыми при взятии Трилис.
Приводя пленников в уединенные ущелья, они сажали их за стол, потчевали медом и
вином, вели приятельские разговоры, потом, поругавшись вдоволь, сажали на кол,
сдирали кожи и прокалывали рожнами *). Летучие козацкие отряды беспрестанно
нападали со
*) Staroz. Pols, I. Wojna z koz. i tat., 327.
455
всех сторон на литовское войско, отнимали возы, уводили пленников на муки.
Радзивилл послал к Потоцкому предложение соединиться вместе поскорее ‘).
– Хмельницкий тотчас узнал об этом. Его положение было не превосходное. Власть
его колебалась; полковники действовали от него отдельно; войска у гетмана было мало;
на татар не было надежды: крымские отряды, которые пришли на помощь, занимались
только грабежем самих союзников 2). Хмельницкий боялся не только врагов, но
собственных подчиненных, из которых многие не хотели ему повиноваться,
действовали храбро, но своевольно, и потому ничего не успевали. Он счел за лучшее
предупредить соединение войск и послал к Потоцкому депутацию. Он просил Киселя
быть за него ходатаем и написал к коронному гетману письмо следующего содержания:
«Видит Бог, что мы не хотели нового кровопролития и довольствовались милостями
его величества, но ссора возобновилась с обеих сторон. Какая сторона виновнее—пусть