Богдан Хмельницкий
Шрифт:
местечко окружено по валу дубовым толстым забором; на заборе спдели вооруженные
люди обоего пола с разными орудиями, и военными и домашними.
«Покоритесь вы нам, ляхи,—кричали они,—не морить соби коней, бо ни на чом
буде до Кракова утикаты!»
Вслед затем раздался залп и смех над падавшими врагами.
Потоцкий приказал войску подвинуться, чтоб показать упорным свою силу; «но ни
одна яшвая душа не думала просить милосердия, говорит современник *).
попрежнему и ругались над врагами, хотя видели ясно, как велико польское войско и
как ничтожна их сила».
Потоцкий отрядил шестьсот человек пехоты и четыреста драгунов и велел им идти
на штурм, а между тем еще раз сделал мирное убеждение.
«Гетман,—говорили посланные к местечку,—не желает вас губить и обращать в
пепел местечко его королевской милости. Опомнитесь и покоритесь».
«Убирайтесь к чорту, ляхи,—отвечали козаки,—король ваш утик, и вы идить соби у
Польщу, бо се вже не ваша земля».
Это удивительное упорство взбесило поляков.
«Нет, — говорили они, — нечего жалеть дрянной деревушки; хлопское упрямство
скорее усмирится саблею и огнем, чем угрозами и поблажками».
Отряд, назначенный для штурма, вышел еще до рассвета, в то время, когда сон
особенно одолевает человека. Жители не спали. В местечке горели огни; дубовый
частокол попрежнему был усажен людьми. В местечке, кроме, всего вооруженного
населения, было только шестьсот Козаков; погибель их была очевидна, но они
решились показать собою в Украине пример, что только отчаянием можно спасти их
дело.
Пржиемский ударил залпом из орудий; из местечка отвечали тем же.
Пржиемский повторил канонаду; польские ядра проломали тройной забор: жолнеры
перескочили через глубокий и узкий ров и ворвались в местечко. Жители заперлись в
замке.
Пехота полезла на вал замка. С ожесточением оборонялись русские;: женщины
поражали немцев рогачами и косами; одна баба зарезала косою начальника отряда
полковника Страуса, и более ста человек немцев легло на валу. Но Трилисы были
взяты; железное упорство привело победителей в зверство; овладев местечком, они
разбивали о стены младенцев, потому что никто из взрослых не дался живой. «В
четыре часа утра Трилпс не стало; все местечко, замок, прекрасная церковь—все было
принесено в жертву Вулкану, как говорит современник 2); сгорели даже вековые,
толстые, как пивная бочка, дубы, окружавшие местечко». Всех жителей в местечке
погибло более двух тысяч. Поляки, недовольные этим, бегали по околице, по
‘) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 344. 2) Ibidi, 342.
453
лесам
встречался. По обгорелым развалинам хат лежало множество разбросанных трупов
мужских, женских и детских; вся окрестность усеяна была телами; храбрость
украинских женщин изумляла поляков, и они, в ожесточении, убивали каждую
женщину, думая, что это мужчина в женском платье.
«О, Господи Боже! как Ты милосерд!»—восклицали поляки, добыв в разоренных
хуторах скота, хлеба, горелки.
Начальник козацкого отряда в Трилисах, сотник Богдан, был схвачен живым и
посажен на кол ').
Простояв два дня на пепелище Трилис и окрестных хуторов, поляки
переправлялись целый день по узкой плотине и 16-го августа (26-го н. ст.) пришли в
Хвастов. Там не было живой душп. Все жители, испуганные разорением Трилис,
ожидали себе такой же участи в случае упорства, а покориться не хотели, и потому
разбежались, оставя жолнерам пустые дома. Киевский митрополит послал в подарок к
Потоцкому напитков и просил пощады духовенству и православным жителям.
Простояв несколько дней в Хвастове, войско двинулось к Василькову.
За четыре дня до разорения Трилис Киев испытал также горькую участь.. Литовцы
сначала подошли по-дружески, но чрез несколько дней Радзивилл ввел всю свою
армию в Киев, приказал отбирать у жителей оружие и потом обвинял город в измене,
потому что горожане выпустили свободно отряд корсунского полка и своих собратий,
убежавших в нижния страны Украины. Литовский гетман нарядил коммнссию для
отыскания виновных. Эта коммиссия открыла, что те, которые были виновны, ушли из
города; тогда Радзивилл принялся за тех, которые имели какое-нибудь сношение с
людьми, признанными мятежниками, и многих мещан вешал и сажал на кол. Жолнерн
грабили и насиловали жителей, ругались даже над верою. Памятником посещения ими
Киева осталась до сих пор в Братском монастыре изуродованная икона Богоматери, к
которой набожные богомольцы прибегают с мольбами.
Поступки войска ожесточили жителей. Между тем гетман Богдан Хмельницкий,
узнавши об отходе из-под Киева Ждаиовича, послал к нему строгий выговор, угрожая
войсковою карою за самовольство, п снарядил в помощь ему два полка,
Белоцерковский и Уманский, а к митрополиту Сильвестру написал, что ему, как
пастырю православному, не следовало удалять Козаков от обороны церквей,
монастырей и целебных мощей киевских и православных христиан от еретических рук,