Богорождённый
Шрифт:
Элли не улыбнулась в ответ на эту слабую попытку пошутить, но по крайней мере её нахмуренный от тревоги лоб разгладился. Она глубоко вздохнула, как будто чтобы прогнать своё беспокойство, и с выдохом в её глазах зажёгся игривый огонёк, тот же самый, крторый Герак впервые увидел десять лет назад, который заставил его захотеть жениться на ней.
— Ты громко храпел.
— Знаю. Надо было меня пихнуть.
— Нет, — отозвалась она, и нырнула ещё глубже под одеяло. — Мне нравится этот звук иногда.
— Странные у тебя
— Наверное, раз уж я за тебя вышла.
— Наверное, — с улыбкой согласился он. Он нагнулся и поцеловал её в неровный нос, который Элли давным–давно сломала, наступив на грабли. Он положил свою руку поверх её, на её живот, чтобы они оба держали в ладонях своего пока ещё не родившегося ребёнка.
— Мы справимся, — сказал он, и захотел, чтобы она в это поверила.
— Знаю, — ответила она, и Герак знал, что она тоже хотела в это поверить.
Он встал и потянулся, застонал, когда запростестовали мышцы.
— Почему ты встал так рано?
Он помешкал мгновение, приготовился, а затем нырнул с головой.
— Я иду на охоту, Элли.
— Что? — в одно мгновение она полностью проснулась. Морщины, ещё глубже прежних, вернулись на её лоб.
— Нам нужно немного мяса, — сказал он.
Она покачала головой.
— Нет, это небезопасно. Только месяц назад мы видели Саккорс в ночном небе. Шадовар держат своих созданий вдали от деревень, но позволяют им блуждать по равнинам. Только солдаты и люди с официальными грамотами безопасно ходят по дорогам.
— Ни Шадовар, ни их летающие города не заинтересуются одиноким охотником. Они просто не хотят никого пускать в Сембию без разрешения, особенно в военное время.
— Герак, никто не приходил в деревню вот уже несколько месяцев. Как ты думаешь, почему? Там небезопасно.
Он не мог этого отрицать. Коробейники, жрецы и караваны когда–то свободно путешествовали по сембийской глубинке, посещая деревни. Но Фэйрелм давно уже никого не видел, никого, кроме старого коробейника Минсера, который, казалось, больше любит рассказывать истории, чем продавать товары. Но Минсер не приезжал уже больше месяца. Деревня казалась забытой во тьме равнин, одинокой и окружённой чудовищами.
— Там есть вещи хуже Шадовар, — сказала она. — Не уходи. Мы справимся…
— Надо. Меня не будет не больше двух дней…
— Двух дней! — воскликнула она.
— Двух дней, — кивнул он, утвердившись в своём решении, пока говорил. — И когда я вернусь, у нас будет олень, а может и не один, которого надо будет освежевать и закоптить. И этого мяса хватит нам на всю зиму и ещё останется. Тебе с ребёнком нужно что–то кроме корений и редьки, а цыплята нам нужны для яиц.
— Мне нужен мой муж, а ребёнку — отец.
Он наклонился и положил ладонь ей на лоб. Она крепко прижала его руку и откинулась обратно на кровать, как будто не собираясь его отпускать.
— Со мной ничего не случится.
—
— Я солдат, Элли.
— Ты был солдатом. А сейчас ты фермер.
— Ничего со мной не случится.
Она сжала его руку.
— Поклянись.
— Клянусь.
— Если увидишь что–то крупнее оленя, беги. Пообещай мне.
— Обещаю.
Она ещё раз сжала его руку и отпустила.
Прочистив горло, он подошёл к сундуку возле очага, чувствуя на себе взгляд жены. Он открыл крышку и достал пояс для оружия и палаш, намасленный и острый, который заслужил в часть оплаты своей воинской службы. Казалось, он целую жизнь не брал в руки ничего опаснее столового ножа и кинжала, и когда он нацепил клинок потяжелее, его вес показался непривычным.
— Когда–то я чувствовал себя непривычно без этой штуки, — произнёс он, и Элли ничего не ответила.
Его лук лежал в кожаном футляре рядом с сундуком. Там же были два его колчана, набитые стрелами. Он развязал футляр и достал тисовый лук. Он надел тетиву с рождённой опытом лёгкостью, положил ладонь на рукоять. Она казалась гладкой и знакомой, как кожа Элли. Он представил, как целится вдоль стрелы в оленя.
Товарищи по службе часто отмечали его талант в стрельбе, и даже сменив меч на орало, Герак не позволил годам притупить свои навыки,.
— По крайней мере подожди, пока дождь прекратится, — сказала она.
Он нацепил оба колчана, быстро пересчитав все свои различные стрелы.
— Чем раньше уйду, тем скорее вернусь.
— Заболеешь от сырости.
— Не заболею.
— Хотя бы поешь что–нибудь перед уходом.
— Я не могу есть, когда…
— Поешь, Герак. На дворе и так дождь и холод. Я не пущу тебя туда с пустым желудком.
Он улыбнулся, кивнул, подошёл к небольшому столику, который сделал сам, отломил большой кусок двухдневного хлеба и принялся заедать им вчерашнее варево со дна висевшего у огня котелка. Элли смотрела, как он ест. Среди репы и капусты совсем не было мяса, и это только усилило его решимость поохотиться. Он наполнит бурдюк в пруду и сможет найти подножный корм, если потребуется.
— Ты тоже поешь, Элли.
— Поем. Ребёнок всегда голоден. Весь в отца.
Он снова подошёл к кровати и поцеловал её.
— Там ещё достаточно рагу и хлеба. В курятнике есть несколько яиц. Я вернусь так быстро, что ты даже не заметишь.
Она держалась храбро, как он и ожидал.
— Ты оставляешь меня здесь с трусами и дураками.
— Ты хорошо справляешься с дураками и трусами, милая.
— Опять–таки, наверное, раз уж я за тебя вышла, — она улыбнулась, и он поблагодарил за это богов.
— Спящей ты мне больше нравилась.
Она посерьёзнела.
— Береги себя, Герак.
— Непременно, — пообещал он, натягивая свои сапоги и плащ. — Пока меня не будет, навести Эну.