Богословие личности

Коллектив авторов

Таким образом, согласно Булгакову, автономия есть богоданное качество человека, не политическая либеральная ценность. С точки зрения Булгакова, автономия не является индивидуальной склонностью, но нравственной способностью каждой личности, дающей возможность каждому творить и быть частью межличностных взаимосвязей. Вот что я называю «просвещенным», не романтическим пониманием автономии.

4. Заключение

Таким образом, автономия в понимании Бердяева является средством людей для возвращения к их совершенному божественному бытию в Троице, существовавшему до грехопадения, где нет необходимости в автономии. Бердяевское мышление стремится к богочеловеческому единству и идентичности, поэтому понятие «образа и подобия Божия» для концепции Бердяева не имеет большого смысла. Многие из его представлений, такие как миф о человеческой андрогинии, его идея об «экзистенциальном сообществе», богочеловечество и теургия творения, могут служить этому примером. Многообразие, индивидуальность и автономия не играют особо положительной роли в его мировоззрении, они есть признаки падшего мира. В противоположность этому, с точки зрения Булгакова,

автономия не является средством спасения, а онтологическим условием творения. Возможность спасения – это полный благодати дар Бога, а не задание человека, как полагает Бердяев. Булгаков хочет показать, почему Бог мог возжелать сотворить этот мир во всем его многообразии и автономии. По сути, Булгаков развивает оправдание индивидуальной личности как ответ на марксизм, и он находит это оправдание в онтологии творения по образу и подобию Божьему. По аналогии со Святой Троицей, человеческая жизнь – это все, что относится к межличностным отношениям и диалогу между автономными индивидуальными партнерами, призванными принять участие в богочеловеческом акте творения. Булгаковская концепция тринитарной личностности, личностности мужчины и женщины, многоликого человечества (многоипостасность) и богочеловеческой совместной деятельности – все является примером этого мировоззрения. Другими словами, Булгаков соединяет восточное тринитарное богословие о межличностных взаимосвязях с западным нравственным пониманием индивидуальной автономии. Быть образом и подобием Бога означает, в первую очередь, иметь комплексную личность, способную к самореализации, и, второе, нуждаться в межличностных взаимосвязях для завершения задачи творения. Самореализация невозможна без межличностных взаимосвязей, и наоборот. Вот почему такое понимание тринитарного богословия может быть полезным для преодоления глубокого расхождения во взглядах между индивидуализмом и коммунизмом. Более того, я полагаю, что понятие о персональной автономии является ключевым в продолжающихся дискуссиях о человеческом достоинстве и правах человека, нравственности и либерализме. Автономия в «просвещенном» ее понимании – это не понятие о безжалостном субъективизме, но необходимое условие ответственной жизни в человеческом сообществе. Просвещение было восстанием против самоуверенных правителей, но не против властей и ценностей, созданных и признанных обществом. Просвещение не так сильно затрагивает индивидуализм, как это происходит в Романтизме, а скорее касается межличностной морали и поиска баланса между индивидуальностью и общественными ценностями. [388]

388

Todorov, Tzvetan, L’esprit des Lumi`eres, Paris 2006, S. 35.

Это, безусловно, не так просто и после грехопадения представляет собой довольно болезненную задачу для человечества. Бердяев тяготеет к абсолютным решениям. Называя себя философом свободы, творчества и «персоналистического социализма», он кажется очень напуганным сложностью и разногласиями в межличностных взаимосвязях, даже если он заявляет о том, что одобряет их. Булгаков же, в противоположность этому, достоверно знает, что без сложности межличностных связей мы бы не познали свободы и творчества вообще. Творчество не произрастает из простых способов разрешения проблем, но из сложных, межличностных и мудрых решений. Ключевой термин Булгакова, как мы все знаем, – это мудрость, София. Это центральное понятие его тринитарной философии, и оно очень близко связано с понятиями личностности, межличностного, свободы, автономии и творчества. Вот почему я полагаю, что труды Булгакова могут быть хорошим вдохновляющим фактором для развития христианской концепции личности, способной справляться с трудностями нашего времени.

Перевод с английского Янины Дзенцеловски

Доминик Рубин

Лев Карсавин. Личность как полнота бытия и православная мысль [389]

1. Всеединство и персонализм: Карсавин в сравнении с современниками

Карсавина можно назвать философом персонализма и всеединства. В этой статье я хочу показать уникальность философии Карсавина с исторической точки зрения – в сравнении с современниками, а также с позиции того, как она может повлиять на наше мышление сегодня.

389

Доклад на международной конференции «Богословие личности в западном и восточном христианстве».

О своеобразии Карсавина не раз уже было сказано. Обычно персонализм и всеединство рассматривают как несовместимые: первый старается избавить человеческую уникальность от вмешательства индивидуализма и коллективизма, а последнее часто обвиняют в том, что оно растворяет личность в Абсолюте и, таким образом, оказывается противопоставлено персонализму [390] . Карсавин, однако, их сочетает и стремится снять эту несовместимость. В результате оказывается, что он более персоналистичен, чем многие мыслители, отказавшиеся от всеединства на том основании, что оно загоняет человеческую свободу под гнет тоталитарного единообразия.

390

Williams Thomas D. “What is Thomistic Personalism?”, in: Alpha Omega, VII/2 (2004), p. 163–197 (

С данной позиции интерес представляет Николай Лосский, старший современник Карсавина. Он нарочно отводит Богу место за пределами всеединства, чтобы избежать обвинений в пантеизме, а также предотвратить пугающий сплав Бога и человека, толчком к которому может послужить

такое всеединство. Именно таким способом он защищает независимость и свободу человеческой личности. И в то же время Лосский может так писать о Боге – парадигматическом случае личностности, по образу которого создана человеческая личность: «Говоря о Нем, его следует характеризовать только отрицательными предикатами («негативная теология») или предикатами, обозначаемыми словом «вне». Это – не разум, но вне разума, это – не личное, но вне личности, и т. д.» [391] . Это странный вид персонализма, который видит самый глубинный уровень Бога как не личностный.

391

Лосский Николай, История русской философии, М.: Академический Проект, 2007.

Если мы обратимся к Семену Франку, то увидим нечто похожее. Для него личностный аспект Абсолютного – это та сторона Непостижимого, которая проявляет себя в общении с человеком, тот «низший» аспект высшей «реальности», который известен нам как Бог в отношении Я-ТЫ. Опять же, глубинный аспект Бога, конечно, не является неличностным, но тем не менее он относится к категории, лежащей за пределами понятия личность (см. Непостижимое [392] ). Аналогичная ситуация присутствует и во взглядах Соловьева. И более того, по Соловьеву спасение человека заключается в его растворении в единстве высшего Абсолюта. Таким образом, личный аспект человеческого бытия растворяется в Боге, где существованию любых различий наступает конец.

392

Франк Семен, «Непостижимое», в: Семен Франк, Сочинения, М.: АСТ, 2000.

Приведем заключительный пример: Бердяев был хорошо известен как защитник абсолютной ценности человека и личного творчества. Он критиковал Франка и Соловьева за те черты, которые мы только что рассмотрели, в соответствии с которыми объединение человека и Бога приводит к растворению человека. Как и другие, Бердяев списывал это на счет того, что всеединство включает в себя человека и Бога, обесценивая обоих. Но ответ Бердяева не очень утешителен: для него и человек, и Бог ведут свое происхождение из добожественного первородного хаоса, откуда произрастает свобода. Таким образом, Бог не может предсказать пути человеческого творчества или контролировать зло, вытекающее из свободы (см. Смысл творчества [393] ).

393

Бердяев Николай, Смысл творчества, Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1985.

На таком фоне персоналистическое всеединство Карсавина представляет собой многообещающее и, пожалуй, уникальное (как охарактеризовал современный мыслитель И.И. Евлампиев) решение. Посмотрим, что же предлагает Карсавин.

2. Сквозная личность сверху донизу

По контрасту с тем, что мы только что видели, философия Карсавина поражает тем, что для него личность Бога не рассеивается под давлением настойчивого апофатического богословия, в итоге выливаясь во что-то транс– или сверхличное. Бог остается кем– то личностным. Причина этого кроется в том, что для Карсавина средоточие Божьей тайны и христианской веры заключается в личности и догматическом определении Бога, данном отцами церкви и церковными cоборами, как триединого Сущего. Таким образом, вопреки некоторым утверждениям, метафизика Карсавина движется очень реальными, а не исключительно post hoc и искусственными богословскими побуждениями. Конечно, углубление Карсавиным библейского и святоотеческого понимания Бога как личности питается современными источниками, но это не отрицает вышесказанного.

В таком понимании нет ни поглощения человеческой личности неумаляемой личностью Бога (как у Соловьева), нет здесь и смешения божественного и человеческого (как у Франка). Нет и побежденного и «обессиленного» Ничто самого Бога (как у Бердяева). Такое преимущество системы Карсавина отчасти вызвано включением этого Ничто в сам концепт личности, изначально божественной, а затем уже человеческой. Обратимся же теперь к его работам.

Первоначально Карсавин характеризует личность как «конкретное бытие». Это определение может быть с легкостью применимо и к зарождающемуся еще в эллинистическую эпоху, и к уже окончательно оформившемуся в святоотеческой литературе противопоставлению между узией (ousia) и ипостасью (hypostasis).

В предварительном определении, сформулированном Карсавиным в работе О личности [394] , личность – это «самососредоточение и самораскрытие бытия в особом его образе, из коего и с коим бытие соотносит иные свои образы». Представленная таким образом личность является, по терминологии Карсавина, «двухслойной»: она – и все бытие и один из его образов. «Личность не отделяет себя от бытия и не противопоставляет [ему]… Она не противопоставляет их бытию ни – себе как бытию, но соотносит их с собою, как особым образом бытия» [395] .

394

Карсавин Лев, «О личности», в: Карсавин Лев, Религиозно-философские сочинения.Т. 1, М., 1992. С. 249.

395

Я думаю, здесь мы имеем дело с менее явно выраженным случаем того, что Евлампиев называет «карсавинско-достоевским иррациональным уравнением части и целого», отсутствие которого он видит в других теориях всеединства, вдохновленных традициями Рационализма.