Боль милосердия

Фриза

В кромешной темноте дверь открывалась не одну минуту. Когда же нам удалось добраться до прихожей, юрист первым делом закрыл все замки и заглянул в зал.

— Живая? — помог спуститься.

— А-ага.

Отцепив шарик, я заковыляла на кухню в поисках сосуда для цветов. В моем распоряжении было несколько пустых двухлитровых банок и одна ваза, впрочем, слишком узкая и неустойчивая, чтобы в неё ставили букет. Пока я копалась в шкафу, Дмитрий добрался до плиты:

— Колбасу крошить? — спросил.

— Куда?

— В яичницу.

— Можно.

Я повязала

шарик на спинку стула, поставила банку с цветами на подоконник и пошла мыть руки. Чара сопела на ковре у тахты, я прикинула, что гулять с ней ещё рано. Дмитрий, как выяснилось, взял самую большую сковородку и задействовал все яйца, который у меня были. Порубив над плитой колбасу, он свалил произведение кулинарного искусства на тарелку и поделил вилкой. Мы снова ели "по-домашнему" из одной посудины. Яичница, надо сказать, была сделана мастерски — даже выглядела аппетитно, как ресторанная.

По окончанию церемонии я поставила пустые кружки в раковину и включила воду. Меня начало клонить в сон.

— Сегодня было так хорошо… — городской обнял меня сзади.

Он снова щекотал мне ухо, но не согласиться было сложно. Мы действительно отлично погуляли, а уж сколько раз я, казалось, вот-вот завалюсь назад… К счастью, хватка и чувство равновесия у юриста были отменные — в нужный момент он прицеплялся как на клей "Моменте".

— Кираа…

Дмитрий провел губами по моему плечу и не встретив сопротивления, стал целовать в шею. Моё терпение начало сходить на нет уже на четвертой тарелке.

— Ты не устал? — спросила.

— Неа.

Кухню освещала только вытянутая над разделочной доской галогенная лампа. В полумраке черты лица Дмитрия невозможно было различить. Когда я закрыла кран и развернулась, он притянул меня к себе за бока. Какое-то время мы воодушевленно целовались. Удивительно, почему-то именно сегодня, юрист решил сбавить обороты своей агрессии. В противовес, он не закрывал глаза. Это немного усмиряло мой пыл: какое удовольствие ему доставляло следить за чужой реакцией?

Когда начали болеть губы, Дмитрий посадил меня на кухонный гарнитур, расставив руки по обе стороны.

— Кира… — снова поцеловал в шею.

Я положила ладонь ему на лоб, не давая добраться до лица. Мы молча боролись, раздвигая тарелки и стаканы по бокам. Закончилось тем, что юрист стал облизывать мои пальцы, а из коридора послышался протяжный вой негуленной собаки. Часы показывали одиннадцать.

— Подожди… — толкнула его в плечо.

— Ну уж нет.

Через минуту, Чара перешла на новую тональность. В стену кухни постучали соседи.

Дмитрий со стоном оторвался от моих губ и уткнулся лбом мне в ключицу. Я испытала некое чувство досады, надо было выйти с собакой с самого начала.

— Я сейчас…

— Нет, — перебил. — Я сам.

Ещё немного подышав мне в грудь, юрист виновато погладил меня по щеке. Голубой свет галогенной лампы отразился в его сощуренных глазах, выражавших больше раздражения, чем сожаления. Городской свалил в коридор, бубня что-то про одичавших лаек. Пока я восстанавливала дыхание и натягивала лямки топа обратно, послышался хлопок двери.

Когда

я вышла из ванны, часовая стрелка остановилась на двенадцати, а юрист так и не вернулся. Я начала волноваться. Мой опыт в целовании был крайне незначительный, учитывая, что Андрей еле терпел любые "телячьи нежности". Я вполне могла сделать что-то не так.

В окне мигали огни, в позднее время, по центру передвигались паровозы такси с железнодорожного вокзала и ночные маршрутки, увозящие загулявшись горожан в спальные районы. Облокотившись на подоконник, я смерила комнату взглядом. У меня не было презервативов. Вспоминая прилавок круглосуточного у дома, я все больше убеждалась, что искать их в это время логичнее где-то у набережной.

— Блин.

Судя по карманам, городской тоже не носил с собой резинки. Что было почти удивительно, при его внешних данных.

В первом часу из коридора повеяло прохладой. Чара вбежала в зал чёрным пятном. Я включила ночник, потирая глаза. Некоторое время из прихожей доносились подозрительные шуршащие звуки. Зачем раскрасневшийся гость заглянул в комнату:

— Кира, — улыбнулся, увидев меня в постели. — Я дома.

На стол вместе с ключами полетела пачка кондомов.

Глава 25

Я всегда покидала квартиру рано, когда было ещё темно и тихо. Гуляла с Чарой, ела и уходила, заставая уже последнюю волну, уходящих на работу людей. Сегодня было слишком тепло и удобно, чтобы просыпаться в несусветную рань. К тому же, выходной. Бывало, я позволяла себе поваляться, но никогда не больше двух часов. Наверное, в этом было больше от неизменного, в течении многих лет, расписания, чем от въевшегося чувства неисполненного, в адрес человечества долга. Я могла валять дурака до похода в Динамит, но обязана была проснуться раньше десяти.

Поэтому, этим утром глубокий сон прервало не что иное, как хлопок двери из общего коридора.

Зал купался в полуденном мраке. Из-за плотных штор тянулась ярка полоска света, пересекающая ковёр. Слышались два чередующихся сопения. Я как следует проморгалась. Городской спал рядом, уткнувшись носом мне в висок. Дышал ровно и глубоко. Это его горячая рука, перекинутая поверх одеяла, согревала меня ночью.

Аккуратно выскользнув на пол, я вышла в прихожую и прикрыв дверь, заковыляла на кухню. Действительно, четыре часа дня. Мы заснули лишь посреди ночи. Городской оказался просто зверем по части сексуальных игрищ. Смотря в его глаза, у меня даже сложилось впечатление, будто юрист дорвался до запретного плода, который уже полжизни планировал вкусить. К счастью, мне хватило мозгов признаться в усталости. Дмитрий пообещал наверстать упущенные излишки в будущем, послушно уступая первую ночь. Что не помешало ему зацеловать меня до чувства полного изнеможения. Андрей никогда не уделял чрезмерного внимания интимным частям моего тела, поэтому получая даже эти крохи сегодня ночью, я чувствовала себя странновато. У Дмитрия моя неловкость вызвала интересное выражение лица.