Большая кровь
Шрифт:
«Уже вечером 22 сентября... вфорт попытались ворваться два советских бронеавтомобиля. Первый из них поляки подожгли выстрелом из пушки, второй свалился в ров. Затем в атаку трижды поднималась советская пехота и каждый раз была отбита. «Вокруг форта имелся сухой ров, со стороны противника выложенный камнями на высоту от 8 до 10 метров, — вспоминал один из защитников капрал Ян Самосюк. — Поле обстрела у нас было лучше, чем в Цитадели, так как обзор не заслоняли ни деревья, ни кустарник. В тот вечер Советы три раза ходили в глупую атаку, и если кто из них достигал рва живым, то падал в него и... труп» (Бешанов В. Красный
6 сентября Чуйков ходил приступом на форт при поддержке тяжелой артиллерии и снова — нуль. Ночью поляки сами покинули форт и выбрались из крепости (всех оставленных в форте раненых, более трех десятков человек, красноармейцы закололи штыками).
Вот в несуразной финской кампании участвовала основная масса РККА — да и увязла, что называется, всем телом. Хоть на завершающем этапе численность Красной Армии достигла почти миллиона «штыков», тем не менее даже в период февральс-ко-мартовского наступления темп советского продвижения в среднем не превышал 5 км в сутки. За месяц (с 12 февраля по 13 марта) части 7-й и 13-й армий смогли добраться лишь отХотине-надо Виипури. Потеха заключается втом, что начальником штаба позорно битой 9-й советской армии являлся комдив А.Д. Соколов — бывший преподаватель кафедры тактики Академии им. Фрунзе. Один из тех, кто «великолепно обучал» советские войска.
Тем не менее в Финляндии Красная Армия получила, наконец, опыт серьезной войны, хотя и несопоставимый с опытом Вермахта. Однако и на сей раз этот опыт оказался утерян, вследствие резкого увеличения (с 1,5 до 5 млн человек) численности вооруженных сил СССР всего за год. Таким образом, к лету 1941 года на одного обладавшего кое-каким опытом бойца или командира приходились четверо новобранцев либо свежеиспеченных выпускников всевозможных училищ и академий. Мало-мальски боеспособное ядро слабо обученной армии было размыто.
Начальник германского Генерального штаба Вермахта Галь-дер отметил весной 1941 года в отношении Румынии: «Антонес-ку увеличил свою сухопутную армию, вместо того чтобы уменьшить и улучшить». То же самое сделал Сталин с РККА. Пока советский высший комсостав развлекался вопросами высокой стратегии, бойцы не умели даже толком стрелять. Всевозможные «ворошиловские стрелки» и энтузиасты парашютных прыжков проживали в городах. Армия же в своей основе комплектовалась за счет деревень, сел, аулов и кишлаков.
«На хрена ж, думаю, такую систему придумали? Кто придумал?.. Бить врага не числом, а уменьем надо. А гвардейцы мои языка русского не понимают! Языка своего командира! И друг друга тоже не понимают, потому что все нации перемешаны... Зачем же стадо такое держать?! Отправить их всех в строительные части, больше толку будет! А армию иметь поменьше, но пусть же они хоть немного друг друга понимают!!! А случись война? Это же в сто раз хуже, чем арабское войско, там хоть офицеры с солдатами объясниться между собой могли. Что ж мне делать с ними?» (Суворов В. Освободитель. М., 2004, с. 297).
Владимир Богданович свято убежден, что весной 1941-го все было по-другому. Ну-ну...
Не существовало также грамотного младшего командного состава, набираемого в СССР из случайного люда. Корпус же немецких «унтеров» отбирался практически на тех же принципах, что солдаты — в наполеоновскую гвардию.
Откровенно забавляют меня высказывания российских историков о том, что Красная Армия к концу войны многому научилась. Ребята,
Друзья мои, боевой опыт подразумевает выживание. Опытный боец — это солдат, успешно переживший хотя бы два-три боя. А много ли таких бьшо в РККА к концу войны? Какой там опыт, если подавляющая масса личного состава советских стрелковых полков и дивизий «выбивалась» в первом же крупном наступлении?
Главная проблема Рабоче-Крестьянской Красной Армии заключалась в том, что она была... рабоче-крестьянской. При соответствующем уровне боевой выучки и тактики. Если довоенные кадры еще были чему-то обучены, то все последующие наборы (в ходе развернувшихся боевых действий) никакой серьезной подготовки не проходили, а в большинстве своем бросались на фронт вообще «с колес», часто даже без оружия (особенно это касалось мобилизованных из бывших оккупированных немцами территорий СССР в конце войны).
Поэтому каждый последующий набор был не лучше, а хуже предыдущего. А если кто и накапливал боевой опыт, то (не считая переживших войну бойцов) это был старший командный состав — ему не грозило быть убитым в первых рядах.
Распинаясь о передовой советской стратегии («глубокой операции»), многие историки забывают поинтересоваться, была ли передовой советская тактика той поры? Вот тут их ожидал бы сюрприз: в то время как высшие военные чины рисовали на бумаге головокружительные операции, стрелковым полкам и дивизиям устав предписывал в наступлении использовать «поэшелон-ное построение».
Что это такое? Это архаический боевой порядок времен Первой мировой войны, тогда он назывался «волны стрелковых цепей». При наступлении на эшелонированную оборону противника полки 1-й линии создавали несколько эшелонов стрелковых цепей, следовавших один за другим на дистанции 50—100 метров друг за другом, с интервалом между бойцами в 1—2 метра. При таком построении полк сбивался в «коробку» — квадрат со сторонами 600—700 метров, то есть фронт наступления полка, который должен был бы достиггь 1,5 км, в действительности был в два раза меньше. В первых рядах, в качестве штурмовых групп, зачастую использовались разведроты и разведбатапьоны (позже стали применять штрафников), которые «выбивались» полностью. Вдобавок все командиры рот и батальонов находились здесь же, в «коробке» и вся эта конструкция представляла собой заманчивую мишень для немецких пулеметов, очень быстро выкашивавших целые батальоны. Даже 10 пулеметов хватало, чтобы «тормознуть» целую дивизию!
У немцев далеко не всегда имелся сплошной фронт обороны (тем не менее советские части всегда умудрялись уткнуться в самый центр немецкой «позиционки») и не всегда поблизости располагались содействующие батареи полевой артиллерии и танки. А потому при отражении атак они обычно использовали стандартную «двойку» — пулеметный огонь в сочетании с минометным. Сперва несколько расположенных на флангах MG-34 или MG-42 заставляли массу советской пехоты залечь перед передним краем, затем по лежащим стрелкам начинали бить минометы. Спасение от мин было только в движении — либо вперед, либо обратно. Хорошо если сзади, на НП, остался добрый командир, «слуга царю, отец солдатам». Тогда можно было отойти. Но если позади со своим штабом располагались товарищи Жуковы, Коневы, Рокоссовские, Еременки и иже с ними, тогда выбор был только один — идти вперед. Вот тут и начиналось...