Большая кровь
Шрифт:
«Дивизии, пострадавшие от нашего огня, были отведены, и в бой брошены свежие соединения. И снова волна за волной русская пехота упрямо бросалась в атаку, но каждый раз откатывалась назад, понеся огромные потери... Мы обладали гибкой системой огня, позволяющей нам обеспечить сосредоточенный огонь там, где это было наиболее необходимо, а также наносить удары по скоплениям русской пехоты на исходных рубежах. Где бы русским ни удавалось совершить глубокое вклинение, оно быстро локализовалось, а через несколько часов наши танки контратаковали фланги образовавшегося выступа» (Меллентин Ф. Бронированный кулак вермахта, с. 362—363).
Это 1-й
А вот 16-я армия Рокоссовского в ноябре 1941-го под Москвой:
«Не верилось, что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенным разве что для парадов... Но вот... три шеренги всадников двинулись на нас... По освещенному зимним солнцем пространству неслись в атаку всадники с блестящими клинками, пригнувшись к шеям лошадей... Первые снаряды (советская 17-я кавалерийская дивизия, потерявшая в том контрударе 75% личного состава, атаковала 4-ю танковую группу Хепнера. — С.З.) разорвались в гуще атакующих... Вскоре сплошное черное облако повисло над ними. В воздух взлетают разорванные на куски люди и лошади... Трудно разобрать, где всадники, где кони... В этом аду носились обезумевшие лошади. Немногие уцелевшие всадники были добиты огнем артиллерии и пулеметов...
И вот из леса несется в атаку вторая волна всадников. Невозможно представить себе, что после гибели первых эскадронов кошмарное представление повторится вновь... Однако местность уже пристреляна, и гибель второй волны конницы произошла еще быстрее, чем первой» (Абатуров В.В. 1941. На Западном направлении, с. 268—269).
Полки первоначально вводили в бой скопом в полосе порядка 200 (!) метров, поэтому уничтожались они за считанные минуты. Это гораздо позже догадал ись делить их на более мелкие штурмовые группы.
Подобное ведение войны являлось настоящим преступлением перед собственным народом, но что взять с советских командиров, если они воевали так, как всегда воевала русская армия? Разве под Инкерманом, к примеру, в 1854 году было как-то иначе?
К тому же они оказались заложниками многовекового мифа о «лучшей в мире армии». Никак не могли признать, что противник воюет лучше, и правильнее сберечь людей, навязав врагу по-лупартизанскую войну, на манер китайцев. Нет, мы лучше угробим фронт-другой! К тому же отспособа ведения боевых действий напрямую зависело персональное место в иерархической номенклатуре, а сама номенклатура могла рассыпаться в пыль, если сдать немцам крупнейшие города, на манер китайцев.
* * *
Рассказ Жукова Эйзенхауэру о советской тактике преодоления минных полей (путем прогона личного состава по минам) известен всем. Определенная логика в расчетах советского маршала тем не менее, присутствует. Положение, однако, усугублялось тем, что немцы свои минные поля зачастую использовали так же, как охотник на волков — флажки. Двигаясь вдоль «забора» из минных полей, советские войска попадали в заранее подготовленный для них огневой «мешок».
При прорыве вражеской обороны советские танки первоначально всегда располагались в тылу и вводились в бой только в случае достижения пехотой прорыва первой линии. Это позже, по мере насыщения войск боевой техникой, стрелковые части стали поддерживать танковые батальоны и полки.
Артиллерия очень медленно реагировала на изменение ситу-, ации. Одно дело — мощный огневой налет по заранее определенным секторам и целям, и совсем другое, когда эти сектора начинали меняться. Артиллерийская разведка оставляла желать лучшего, авианаводка отсутствовала вовсе.
А как, к примеру, вела наступление английская дивизия? Двумя способами — в два и три эшелона. В первом случае наступление разворачивалось на 3—5 км по фронту и 8 км в глубину. В первой линии один из флангов составляла пехотная бригада, поддерживаемая танковым полком, состоящим из пехотных танков «Матильда» и «Валентайн» (они имели невысокую скорость и тесно взаимодействовали с пехотинцами, не отрываясь от них). На другом фланге первую линию составляли два танковых полка, поддерживаемых пехотной бригадой.
Сразу за первым эшелоном располагались два полка полевой артиллерии, осуществлявших непосредственную огневую поддержку первого эшелона, а также подвижная группа противотанковой артиллерии, готовая в любой момент выдвинуться вперед для отражения контратаки вражеских танков. Во втором эшелоне располагались одна пехотная бригада, артполк и танковый полк, состоявший излегких крейсерских танков, задачей которых являлось развитие прорыва в глубину.
Когда британскому командованию требовалось сконцентрировать усилия на более узком участке (при прорыве сильно укрепленной полосы), оно использовало построение втри эшелона. На участке фронта в 1,5 км в 1-й линии вводилась пехотная бригада совместно с несколькими танковыми полками, а во втором и третьем эшелонах следовали две пехотные бригады усиления.
«Вскоре после начала войны выяснилось, что советские войска очень плохо умеют обороняться, даже еще хуже, чем наступать. В мирное время этому виду боя их практически не учили. В условиях, когда враг владел инициативой, превосходил советские войска в мобильности и мог выбирать время и место для нанесения очередного удара, обороняться было особенно трудно. Необученных бойцов и командиров нередко охватывала паника. А поскольку из-за огромных потерь необученное и необстрелянное пополнение преобладало в Красной Армии вплоть до конца войны, советская оборона не отличалась особой устойчивостью.
Опыт войны показал, что Красная Армия, даже имея превосходство над противником в людях и технике, могла вести длительную и успешную оборону либо на заранее подготовленных рубежах долговременных оборонительных сооружений, вроде Киевского укрепленного района, либо на естественных рубежах, вроде Кавказских гор. Как правило, наступление Вермахта останавливалось только тогда, когда немцы исчерпывали все ресурсы для его развития или когда наступали неблагоприятные погодные условия, вроде осенней распутицы или зимних холодов» (Соколов Б. Красный колосс, с. 113—114).
Главной проблемой ведения советскими войсками оборонительных операций была все та же статичность и негибкость. Зарывшись по уши в землю, советские войска плохо контролировали стыки и фланги, а когда там что-нибудь происходило, реагировали на ситуацию с большим опозданием. Любая быстрая и масштабная перегруппировка сил и средств с одного участка на другой нарушала милую советскому сердцу структуру обороны. А ее нарушение вело к неустойчивости фронта, а неустойчивость — к панике и бегству, в которые ударялись в критические моменты плохо обученные и наспех сколоченные части. По сути дела, единственным способом борьбы с прорывом противника являлось постоянное перебрасывание на «горячий» участок резервов, при этом неважно, какого уровня подготовки, и плохо подготовленные контратаки танками, в которых сами теряли гораздо больше машин, нежели противник.