Большая судьба
Шрифт:
Аносов не смог долго вытерпеть этого непонятного томления и попросил девушку:
– Спой что-нибудь, Луша!
– А откуда вы знаете, что я петь умею?
– засмеялась она, и искорки в ее глазах блеснули ярче.
– Слышал, как ты пела о лисичке.
– Что же вам спеть? Ведь песни наши простые, немудрые...
– Что знаешь, то и спой. Сердечное спой!
– взволнованно попросил Аносов.
Она повела глазами, и приятный звонкий ее голос поплыл над лесной дорогой.
Павел Петрович осторожно взял пальцы Луши
Впереди дорогу пересекал бурливый ручей. Он кружил воронками среди мшистых камней. Конь остановился и большим фиолетовым глазом повел на хозяйку. Песня внезапно оборвалась.
– Серко напоить надо!
– сказала Луша и быстро соскочила с шарабана, за ней выбрался и Аносов. Девушка отпустила подпругу и похлопала коня по крупу:
– Ну иди, пей, игривый!
Конь, осторожно ступая, подошел к ручью и стал пить. Мягкими губами он звучно втягивал прозрачную воду, изредка поднимая голову, и тогда в ручей срывались и падали крупные серебряные капли...
Луша стояла рядом с Серко и задумчиво смотрела на воду. Аносов не утерпел и обнял девушку. Она испуганно отстранилась от него. В голосе ее прозвучала гневная нотка:
– Не трожь!
– Отойдя от ручья, она проворно подтянула подпругу, оглядев коня, быстро забралась в шарабан и крикнула Аносову:
– А ну, поехали!
В каком-то романе Аносов читал о любви, и, стесняясь своих робких изъяснений, он вдруг выпалил:
– Я пылаю, когда смотрю на тебя!
Луша укоризненно покачала головой:
– Эх, Павлушенька, не те это слова!
Она ласково улыбнулась и погнала Серко вскачь. На глазах у нее заблестели слёзы, - то ли от радости, то ли от волнения.
Вдали показались дымки Арсинского завода...
Луша устроилась у родственницы, а Аносов отправился на завод. Угрюмый, обросший черной бородой управитель повел молодого инженера в цехи, где изготовлялись косы. В глаза Аносову сразу бросилась запущенность и неприглядность помещений. В закопченных мрачных мастерских, по углам которых раскачивалась серая пыльная паутина, разместились горны и ряды наковален. Цехи походили на древние кузницы, всё здесь выглядело по старинке. Бородатые мастера ковали косы.
– Вот, глядите наше действо!
– уныло показал на бородачей управитель.
– Тут есть что перенять. Мастера наши по косной части отменные! похвалился он и вдруг словно спохватился: - Извини, господин хороший, я вас покину пока, дело взывает к хозяину; тороплюсь на приемку!
Аносов учтиво поклонился:
– Пожалуйста, я сам разберусь здесь.
Управитель закинул руки за спину и неторопливой походкой удалился из цеха. Инженер пригляделся к работе мастеров. Вот рядом с наковальней, вросшей в землю, стоит дед; он на глаз определил, готов ли раскаленный брусок. Ярко-желтый, он струится жаром, и при движении с него обильно сыплются белые звездочки.
–
– одобрил накал кузнец и быстро положил брусок на наковальню. Четырьмя сильными и меткими ударами мастер выровнял клинок. Белый накал перешел в ярко-вишневый, металл постепенно тускнел, и кузнец стал проворно обрезать лишнее, а затем горячий клинок быстро опустил в воду.
– Вот оно как по-нашему!
– довольный собой, похвастался он перед Аносовым.
– Видали?
– Видел!
– спокойно ответил Павел Петрович и пошел к другому мастеру.
И у этого кузнеца оказались те же размеренные, заученные движения, та же ухватка. И этот не утерпел и похвастал:
– Безотказно идет, вот что значит старинное мастерство!
– Да, навыки у вас дедовские!
– согласился Аносов и, смело глядя в потное лицо кузнеца, сказал: - В этом, дорогой, больше плохого, чем хорошего!
– Да что ты! Ай не видишь, что за коса-краса! Кремень! Всё возьмет! недовольно ответил мастер.
– Нет, не всё возьмет! Закал плох, лезвие быстро притупится, и косарю тяжело будет с такой косой!
– резко перебил Аносов.
– Да ты, барин, хошь раз бывал на покосе?
– нахмурился кузнец.
– Бывал и косил!
– спокойно ответил Аносов.
Мастер разворошил черную бороду и пробурчал:
– Пойди попробуй, сделай лучше нашего!
– Вот я и хочу попробовать!
– уверенно сказал Павел Петрович.
– Да ты не обижайся. Кузнец ты хороший, силен, сметлив. Всё до тонкости перенял у деда, а думается мне, что надо и свое добавить.
– Добавишь - испортишь клинок, а за это не погладят по голове. Нет, сударь, так вернее!
Аносов взял у него изготовленную косу, долго вертел в руках, разглядывал, пробовал острие.
– Вот здесь надо лучше закалить. Острие должно быть тверже!
– Оно бы и надо так, да никто не знает, как это сробить!
– согласился кузнец.
– А сробить надо!
– взглянув в глаза кузнеца, сказал Аносов.
– Вот поучусь у вас, может что и выйдет!
Мастер с недоверием взглянул на Павла Петровича.
– Что ж, попробуй, попробуй!
– недовольно сказал он и взялся за молот.
– А ну-ка, тряхнем по старинке!
Удар за ударом. Всё четко, размеренно, - и коса готова. Инженер долго еще приглядывался к работе кузнеца и что-то записывал в книжечку.
Солнце закатилось за горы, когда Павел Петрович вышел на речку Арсю и увидел Лушу. Она сидела на мостике, опустив босые ноги в холодную воду. Заметив Аносова, девушка вскочила и заторопилась навстречу:
– Когда обратно поедем, Павел Петрович?
– Хоть сейчас. Делать тут больше нечего!
– устало ответил он.
– Можно и сейчас, - согласилась Луша.
– Конек передохнул, и я искупалась.
– Едем!
– твердо решил он и взял ее за руку.
– Ах, Лушенька, сколько у нас еще старого, отжившего! Пора бы по-новому работать.