Большая судьба
Шрифт:
Павел Петрович тихо пошел вдоль реки. Он прислушивался к голосу птиц, к зеленому шуму соседнего бора. На душе было неспокойно. Он вспомнил недавние свои опыты по закалке острия ножей, и это вдруг как-то само собой увязалось с мыслью о косах.
"Вот в каком направлении надо продолжить мои опыты!" - подумал он и незаметно вышел к зеркальному пруду. Там он долго бродил по плотине, заглядывая вглубь. Среди водорослей в полутьме водной толщи серебристыми искрами проносились стаи резвых рыбок.
Рядом раздались стуки валька. Павел Петрович взглянул на
– Здравствуй, Луша!
– весело крикнул девушке Аносов.
Она подняла глаза и, увидев инженера, быстро выпрямилась.
– Здравствуйте, Павел Петрович!
– отозвалась она.
Аносов подошел к мосткам.
– Ой, не надо сюда!
– смущенно вскрикнула Луша и быстро оправила платье. Стройная и строгая, она стояла перед ним в блеске утреннего солнца.
– Ах, Луша, какая ты недотрога!
– вздохнул он. Его сильно тянуло к этой простой и ласковой девушке.
– Такая уж!
– застенчиво отозвалась она, а у самой в глазах сверкнули озорные огоньки.
– Проходите, Павел Петрович. Нельзя долго стоять вам тут, негожее могут подумать люди...
– Пусть думают, а мне очень хорошо подле тебя, - осилив робость, сказал он.
Девушка обожгла его взглядом. Ей тоже хотелось, чтобы он побыл здесь, у мостков, - приятно было слышать его голос, смотреть в простое, открытое лицо, но, поборов это чувство, Луша сказала:
– Меня поберегите, Павлушенька.
В этом ласковом слове прозвучало столько нежности, что Аносов весь просиял.
– Я уйду, Лушенька, - проговорил он.
– Но мне надо сказать тебе много, очень много!..
– Потом, - тихо прошептала она.
– Потом...
Он пошел к заводу, а позади снова зачастили удары валька. Над прудом раздалась милая песенка, и на сердце у Аносова зажглась радость. Казалось, кто-то сильный и добрый распахнул перед ним широкие, осиянные солнцем, просторы.
На другой день Аносов отправился к начальнику оружейной фабрики и попросил у него разрешения побывать на Арсинском заводе. Обрюзгший чиновник поднял удивленные глаза.
– Что это вам вдруг вздумалось?
– хрипловатым голосом спросил он.
– Меня интересует производство кос. Может быть, я буду вам полезен кое-чем, - сказал Аносов, пристально глядя в лицо начальника.
– Ладно, поезжайте, только не надолго, - согласился тот.
– День-два, и вернусь, - пообещал Аносов.
– В добрый час, - прохрипел хмурый толстяк и углубился в чтение доклада.
Инженер, веселый и легкий, вышел из мрачного кабинета начальника и направился в литейную: ему хотелось захватить на Арсинский завод и литейщика Швецова.
Старик внимательно выслушал его и огорченно сказал:
– Рад бы в рай, да грехи не пускают. И не разрешат мне оставить литье, да и сам не смогу оторваться. Вишь, какой
– Разве уйдешь от него! Без присмотра угаснет!
– в его голосе послышались ласка и беспокойство.
– Нет, ты езжай один, милок. Луша тебя подвезет, благо давно собиралась навестить крестную. Вот и путь-дорога!
– А может быть, Луша давно раздумала?
– с волнением спросил Аносов.
– Какое тут раздумье?
– добродушно сказал кержак.
– Одной боязно было ехать, а с попутчиком смелей.
– Если так, то спасибо!
– сказал Аносов.
– Завтра же хочу ехать.
– Умно!
– одобрил старик.
– На зорьке и трогаться в путь! Ну, а я сейчас к своей голубушке!
– и он торопливо удалился к домне, где бурлил и кипел металл.
Глава шестая
НА АРСИНСКОМ ЗАВОДЕ
Дорога вилась среди глухого бора, на песчаные колеи падали косые лучи утреннего солнца, и ближайшие стволы сосен сияли мягким золотистым светом. В сырой, росистой траве придорожного подлеска лежали нежные сиреневые тени. Спокойную тишину глухомани изредка нарушало пофыркиванье бойко бежавшего серого конька да легкий стук колес шарабана о крепкие смолистые корневища, которые, изгибаясь серыми толстыми змеями, переползали старую гулевую сибирскую дорогу.
Луша сидела рядом с Аносовым безмятежная, радостная. Аносов глядел на нее сбоку, и сердце его сжималось в беспокойстве и тоске. Когда она смущенно взглядывала на него, он чувствовал, что вся кровь приливает к лицу. Павлу Петровичу хотелось рассказать девушке многое, но слова не шли. Он краснел, вздыхал и молчал.
Луша радовалась всему, что подмечал ее острый глаз.
– Глядите, вот следы заюшки на песке, совсем недавно перебежал косой дорогу, вот-вот!
– тихим задушевным голосом заговорила она.
– А ты откуда знаешь, что он недавно пробежал? Выдумала!
– улыбнулся Аносов.
– Зачем выдумала! Вон под ольшаником на росистой траве темный след. Медуница только-только выпрямилась... Ой, там что!
– испуганно вскрикнула она.
– Видать, медведище протоптал еще в ночи!
Аносов беспокойно задвигался на сиденье.
– А вы не бойтесь, Павлуша, в эту пору всякий лесной зверь сыт и не тронет человека... А ну, что развесил уши, пошел, Серко!
– прикрикнула она на конька.
Инженер засмеялся и осторожно потянулся к Луше. Девушка отодвинулась и жадно вдохнула в себя воздух:
– Духмяно-то как!
И в самом деле: всё кругом было напоено приятным смолистым запахом, который перебивался благоуханием трав, цветов и нагретой земли. Животворное дыхание жизни наполняло необозримое пространство между синим безоблачным небом и величавым бором. Оно проникало во все поры и волновало кровь, заставляло птиц щебетать и кружиться над дорогой и зелеными еланями, а путников замирать от счастья. Они тянулись друг к другу с нежностью и трогательной наивностью, но обоим становилось страшно от этого неясного первого пробуждения большого чувства.