Большой дом
Шрифт:
И между этими тонкими пальцами начальник автовокзала крутил что-то похожее на колыбель для кошки. Только ниток было намотано огромное множество, разноцветных и разной толщины, и на этих нитках болтались нанизанные мелкие косточки, проволочки и пуговицы.
По стенам кабинета висели ножницы. Ножницы тоже были самые разные: и портновские, и маникюрные, и детские, в пластмассовых оправах. Каждая пара ножниц была закреплена на своей подложке из чёрного бархата внутри дорогих резных рамок, будто бы это
— Здравствуйте, — поздоровался человек, — чем обязан?
— Здравствуйте… — ответил папа, — Мы, видите ли, сына ищем. Он у вас два месяца назад купил билет. С котом.
— Мы не продаём билетов с котом, — возразил начальник вокзала.
— Да нет, — вздохнул папа, — билет он купил самый обыкновенный, это мальчик с котом был.
— Если мальчик купил обыкновенный билет, — тут мужчина из ниток особо хитрую фигуру сплёл, — то искать его следует в пункте конечного назначения. Ну или где-нибудь по дороге. Мальчики, они, знаете ли, такие…
— А если необыкновенный? — поинтересовалась мама.
— Я же сказал, что билетов с котами мы не продаём.
— Так, — разозлилась мама, — ещё одно упоминание кота сегодня, и я за себя не ручаюсь!
— И что вы, простите, в таком случае сделаете? — поинтересовался начальник вокзала.
В этот момент все ножницы на стенах развели лезвия на пару миллиметров. Звук был такой, будто кто-то по огромной косе оселком провёл.
— Дядя Фёдор здесь был, — грустно сказал папа, — иначе мы бы просто не нашли эту комнату. И теперь нас отсюда, боюсь, так просто не выпустят.
— Заметьте, гражданка, какой сообразительный у вас супруг!
С этими словами И. И. Ткачёв сплёл из своих ниток такую фигуру, которая точно не могла держаться на одних только его пальцах.
— Ага, — нахмурилась мама и сумочку свою поудобнее перехватила, — гений, дивной красоты. В общем, кто бы ты ни был, говори, куда уехал мой сын, или…
Тут в комнате померк свет. Солнце за окном превратилось в огромный тусклый багровый шар.
Ножницы на стенах принялись кромсать воздух.
Человек за столом уже больше человеком не притворялся. Все его членистые мохнатые лапищи поднялись вверх и развернулись остриями к посетителям.
— Или что? — спросил он.
Папа рта не успел открыть, как что-то мясисто хрустнуло в воздухе и брызнуло ему на лицо.
А потом солнце разгорелось с прежней силой.
Начальник вокзала сидел в кресле, за столом. И очень старался не дышать. Потому что на столешнице стояла, припав на одно колено, мама. В руке её сверкало заточенное навершие флагштока с серпом и молотом, насаженное на рукоять из берцовой кости. Острием оно упиралось И. И. Ткачёву в горло.
— Или всё. — ответила мама своим материнским голосом.
Когда таким голосом
А на полу дёргалась, как будто её током били, огромная паучья лапа.
— Однако, гражданка, вы бы сразу сказали, что у вас железные аргументы. Это ведь и есть тот самый «скальпель» из кремлёвской звезды, правда? Поразительно люди перевирают простейшие вещи, просто поразительно.
— Говори по существу, — приказала мама.
И на самую малость своё оружие сдвинула вперёд.
— Гражданочка, — попытался отстраниться начальник вокзала, но кресло ему помешало, — я исключительно из уважения. Мальчик ваш билет брал. Но, как вы могли уже сами догадаться… не совсем обыкновенный. Тут ведь вот какое дело. Не все маршруты предназначены… для людей… в том смысле, что не все они работают в оба конца.
— Что с моим сыном? — спросила мама. Если бы ледниковый период владел человеческой речью, он звучал бы именно так.
— Подождите, подождите, пожалуйста, — нервно сглотнул человек в кресле, — я не договорил. Люди иногда теряются на маршрутах, да, это… оговоренная плата. Но ваш мальчик, ваш мальчик попросил себе действительно особенный билет. Дело в том, что этого маршрута не должно было быть. Вообще. Никогда. Деревня была закрыта для посещения. Решение оттуда…
Начальник автовокзала глазами скосился куда-то наверх.
— Наше «оттуда», или ваше? — уточнил папа.
— Ваше. Но такое ваше, что лучше было бы наше. Там есть деревушка. О ней приказали забыть. Всем. Даже мне. Я теперь не знаю, как она называется. Я бы даже не вспомнил никогда, если бы не мальчик. А он знал. Он дал… число.
Мама спустилась со стола, но нож всё ещё держала остриём к начальнику вокзала.
— Он мог назвать его случайно?
— Он назвал енохианское число населённого пункта. Его нельзя угадать. Его даже назвать-то было нельзя — его же запретили, вместе с маршрутом и деревней. Но он назвал. Не знаю, как. И… таков распорядок… Мы не могли не продать билет. Нам самим пришлось пожертвовать водителем и автобусом, поймите меня правильно.
Мамины глаза загорелись как доменные печи. Она зарычала:
— Кот!
— Прошу вас учесть, гражданка, — залебезил начальник вокзала, — оное животное было помянуто лично вами, я молчал.
Мама сделала глубокий вдох. Медленно выдохнула. Посмотрела на хозяина кабинета. Очень внимательно.
— А теперь ты мне скажешь, что это за кот… Чья скотина увела моего ребёнка?
— Ну это же очевидно… Это кот Ивана Трофимовича Сёмина. Но я бы на вашем месте задал другой вопрос: зачем коту ныне покойного профессора кафедры промышленной демонологии понадобился ваш сын?