Большой дом
Шрифт:
— Это вообще нормально? — поинтересовался Шарик.
— Да кто его знает, что тут нормально, — развёл руками кот.
А дядя Фёдор продолжал.
— И пришёл второй из них. Он был большой птицей, кружащей, кружащей… он сказал. «Второй год прошёл. Отдайте мне моё». И мама сказала: «я никогда тебе этого не прощу». А папа сказал: «Мы держим своё слово». И чёрный журавль сказал: «Женщина, чрево твоё отныне закрыто. Ты более не понесёшь, ибо вы исчерпали пределы нашего терпения. Но я сдержу своё слово». И папа промолчал. А мама заплакала.
— Может
— Не стоит, — ответил Матроскин.
— Наконец, явилась третья. Она была грозой. И она была красивой женщиной. Завывала буря. Нельзя было понять, она стоит между нас или занимает всё небо. Она сказала одно слово: Выбирайте». И папа показал на меня. А мама заплакала. Она заплакала в последний раз, и больше не пролила ни слезинки. Они приказали мне забыть. И я забыл. Я не знаю, кто такой Гриша. Я не должен знать…
Дядя Фёдор открыл глаза и спросил кота Матроскина:
— Кто такой Гриша? — а взгляд у него был направлен куда-то за горизонт.
Кот посмотрел на него спокойными мудрыми глазами. И ответил:
— Тебе приснился страшный сон, дядя Фёдор. Спи и ни о чём не думай. Мы с Шариком рядом. Всё будет хорошо. Теперь всё обязательно будет хорошо!
Дядя Фёдор опустил голову на подушку и заснул хорошим правильным сном. Ему снились папа и мама. И больше никого.
9. Ваш сын в большой беде
Папа и мама за дядю Фёдора очень волновались. Мама даже перестала на папу обижаться. А папа закрылся в своём кабинете на целых три дня и ничего из того, что мама под дверями оставляла, не ел. Только котлеты.
А потом он вышел наружу и показал маме построение.
Мама сначала на папу очень сильно ругалась. А потом всё равно согласилась. И сама на птичий рынок за голубями сходила, потому что папу там в лицо знали и никаких зверей ему не продавали, даже хомячков.
Ещё неделю они вываривали косточки и собирали компас. А когда собрали, вложили в птичий череп завязанные на девять узлов локоны дяди Фёдора и пошли по следу.
Компас их долго кружил по городу. Вспоминал все любимые места мальчика. Показал пару алтарей, которые дядя Фёдор в укромных местах делал, тайком от родителей.
Раньше бы папа с мамой на него разозлились. А теперь только радовались, что идут по верному пути.
Потом они вернулись к дому. Покружили немного вокруг. И отправились прямо к автобусной станции.
Там их компас вдруг задрожал и развалился на косточки.
— Это нормально, — сказала мама, — на перекрёстках реальность не совсем реальная, а тут, можно сказать, самый главный перекрёсток.
— Так-то оно так, — кивнул папа, — но как нам здесь мальчика найти?
— Очень просто, — ответила мама, — мы в справочное бюро обратимся.
Они отстояли очередь в справочное окошко. Там женщина сидела, сухощавая, будто пустынное растение.
— Что
— У вас два месяца назад мальчик билет покупал, — говорит мама, — нам надо знать, куда он поехал.
— Ладно вам, гражданка, — отвечает справочная женщина, — у нас каждый день десять тысяч человек билет покупает. И мальчиков среди них хватает самых разных.
— Разумеется, — кивает мама, — но наш мальчик особенный.
— Все мальчики особенные, — возражает справочная женщина.
— Безусловно, — соглашается мама, — но детям дошкольного возраста билеты продавать не положено.
Справочная женщина задумалась. А потом ответила.
— Вам следует поговорить с начальником вокзала. Пройдите во вторую дверь слева.
Папа и мама переглянулись и пошли, куда им было сказано.
По дороге они увидели на стене мозаику: там между спортсменами и космонавтами лежал лев.
Папа щёлкнул его по носу.
— Ой, — сказал лев.
И вроде как пошевелился, а вроде как и нет.
Мама сердито посмотрела на папу.
— Опять ты с кошками сюсюкаешься. Выбей из него сущность и дело с концом.
— Не надо из меня сущность выбивать, — сердито сказал лев, — я тут особа посторонняя, лежу, никого не трогаю, в махинациях не участвую.
— Говори, — приказала мама.
— Мальчик с котом действительно приходили за билетами. Рейс и кассу не знаю, извините, мне отсюда не видать. А вот с начальником вокзала вам надо быть поосторожнее. К нему четыре раза проверку присылали — ни одна не вернулась. Так и оставили. Потому что это дешевле, чем вокзал сносить и новый строить.
— А я говорил, что и от котов польза бывает, — заметил папа.
— Поговори ещё у меня, — нахмурилась мама, — я тебя прямо здесь, с этим полезным котом, и оставлю.
Папа решил не спорить, хотя был почти уверен, что сможет и сам выбраться.
За указанной им дверью был длинный тёмный коридор. Мама порылась в своей сумочке и достала цанговый карандаш. Щёлкнула кнопкой и с конца карандаша сорвалась синеватая искра, как будто от сварочного аппарата, только не такая яркая.
Искра осветила коридор и, главное, едва заметную радужную нить, которая вглубь была протянута.
— Ты смотри, — усмехнулась мама, — а нас тут, оказывается, ожидают.
— Чего только не придумают, — согласился папа, — чтобы жалобную книгу не давать.
И пошли они осторожно, стараясь эту мерцающую нитку не зацепить.
В конце коридора тяжёлая дверь была, обитая кожей. На двери висела чеканная медная табличка с надписью
НАЧАЛЬНИК АВТОВОКЗАЛА
ТКАЧЁВ И.И.
Папа аккуратно дверь приоткрыл, и они вошли в небольшой кабинет. В кабинете стоял большой дубовый стол, за которым сидел высокий мужчина. У него были длинные руки с такими тонкими и длинными пальцами, что любой пианист умер бы от зависти прямо на пороге.