Большой дом
Шрифт:
10. Шарик идёт в лес
Дядя Фёдор и кот в доме жили. А Шарик всё по участку бегал или в будке сидел. И ночевал там. Он в дом только пообедать приходил или так, в гости. И вот однажды сидит он в своей будке и думает, что давненько он на охоту не ходил.
Очень уж псу грустно было. Мальчик с котом умные книги читали и построения делали и вроде как совсем он им был не нужен. И от этого Шарик начинал на них злиться. И по ночам снилось ему, как он ломает Матроскину хребет, и перегрызает
Когда Шарик просыпался, ему от этого очень стыдно было. И ещё он боялся, что в один прекрасный день он и в самом деле своим товарищам навредит.
Поэтому он решил, что лучше он навредит кому-нибудь промысловому. Чтобы его потом можно было зажарить и съесть.
Дядя Фёдор его отговаривал, очень уж в окрестностях деревни неспокойно стало. И кот отговаривал, но как-то неохотно.
А Шарик сказал, что ему инстинкты покоя не дают, вот прям спать не может, как хочет по лесу за какой-нибудь зверюшкой побегать.
Хотя, по правде, его инстинкты требовали выстроить кого-нибудь в колонну. И так потом колонной и вести на Колыму.
Слово за слово — отпросился Шарик.
В лесу как-то сразу ему стало неуютно. Неправильный это был лес: в правильном лесу были и следы, и тропки, и звуки, и запахи. А здесь как будто кто-то натыкал деревьев с кустами, а живых существ завезти забыл.
С опушки лес был правильный, знакомый. Шарик в него много раз бегал и ловил всякую мелкую дичь. А внутри было что-то другое. Оно натянуло на себя шкуру леса и притворялось им.
Неправильный лес пах смоляной ямой.
Шарик, впрочем, был пёс упорный. Он пришёл за добычей и без добычи уходить не собирался.
Вот только где её тут возьмёшь, эту добычу?
— Не лес, — проворчал пёс, — а сплошная деконструкция… то есть, эта… декорация.
И только он так сказал, как увидел зайца. Заяц был большой, жирный, с наглой мордой. Издалека было видно, что шкура у него лоснилась. И ещё этот заяц смотрел прямо на Шарика и как бы говорил:
«А ну попробуй, поймай меня!»
Шарик, конечно, попробовал.
В два прыжка он пересёк поляну, да только зайца и след простыл. Вот только-только сидел на пеньке и ухмылялся, а вот его уже и нет.
Разозлился Шарик. А потом вдохнул, выдохнул, и подумал: не мог же косой взять и раствориться в чистом воздухе. Присмотрелся внимательно: и точно, есть след.
Пошёл пёс по следу. Вроде бы и шёл недолго, а на следующую полянку вышел, когда солнце уже скрылось и все деревья вокруг казались красными.
Заяц на середине этой полянке сидел и ждал. А как Шарика увидел — так опять рванул наутёк, только кусты шелестнули.
И снова Шарик пошёл по следу.
Только сейчас он заметил, что его собственные лапы проваливаются в землю, будто он по болоту идёт. А следы его заполняла чёрная жижа. И по этой жиже иногда рябь пробегала — только не кольцами, как на воде, а конусами. Такими как детские художники иногда колючки у ёжика
На следующей поляне Шарик с зайцем столкнулся нос к носу.
Заяц был огромный — вдвое выше пса. Шкура у него была вместо шерсти покрыта стальными иголками. Над поляной стояла полная луна. В свете луны иголки блестели. А ещё по ним волны шли, как будто по пшеничному полю в сильный ветер.
Глаза у зайца были самые что ни на есть чёрные. И по ним такая же рябь бежала, как по лужицам в лесу.
Заяц шагнул вперёд.
А что ещё заяц сделал, Шарик уже не видел, потому что он бежал по лесу, не разбирая дороги, лишь бы от этого зайца подальше.
Бежит и думает:
«Что-то у меня с охотой не так получается. И лес неправильный. И заяц неправильный. Заяц из мяса должен быть, а не из отходов сталепроката. Не хочу я больше никакой охоты. Особенно, если на этой охоте на меня охотятся».
Так он бежал, пока не выскочил на просеку. На просеке опоры электрические стояли, а на них гудели провода. Шарик обрадовался и по просеке потрусил, пока не наткнулся на коровий череп.
Череп смотрел на Шарика и будто бы говорил:
«Бедный Шарик. Куда ж ты забрёл в такое негражданское время суток»
А пёс в ответ только зубами скрипел и дальше шёл. В конце концов, от черепа никакого вреда ему не было. Череп и череп. У него в голове почти такой же был, и ничего.
Потом ему ещё череп попался, и ещё хребет, и ещё пара черепов, а потом коровьих костей стало столько, что в них начали лапы путаться.
Наконец, Шарик добрался до высокого забора с колючей проволокой.
«Просто так заборы не ставят», — подумал пёс, — «Если стоит забор, значит за ним лежит что-то нужное. А если там лежит что-то нужное, то где-то рядом есть дорога, по которой это «что-то» привезли».
Завернул он за один угол, за другой и точно. Хорошая асфальтовая дорога блестела под луной и упиралась в проржавевшие металлические ворота.
Со стороны дороги костей не лежало. Видимо их на просеке от начальства прятали, чтобы далеко не вывозить.
Над воротами аркой выгибалась надпись из жестяных букв:
Скотожертвенник № 4
А сбоку от ворот висел плакат, на котором было крупно написано:
ПРОВЕРЬ
КАСКУ, ОЧКИ, ОБЕРЕГ
И ещё картинки были нарисованы о том, что случается с дяденьками, которые технику безопасности не соблюдают. Шарик подошёл к воротам: у одной створки был низ отогнут, так что он как раз смог подлезть.
Внутри была большая площадка, закатанная в асфальт. Площадку окружали трансформаторные ящики от которых шли провода по земле и соединялись с металлическими канавками. Канавки изогнутые были, прям как построения из тетрадки дяди Фёдора. И все они расходились от возвышения посередине площадки, сложенного из железобетонных плит.