Большой дом
Шрифт:
А потом что-то обожгло его грудь.
Он покосился вниз: по его шинели расползалось мокрое пятно из середины которого торчал полупрозрачный изогнутый клинок.
Почтальон пошатнулся. Клинок втянулся в рану и исчез. Земля накренилась. Печкин рефлекторно сделал несколько шагов, пытаясь разминуться с ней, но гравитация была непреклонна, и он упал.
В глазах его темнело, и почтальон успел лишь рассмотреть, что вокруг него шагают десятки ног, а в небе, одетый в муар будто в мантию, парит невредимый Председатель.
20. Жатва
Оставленные
Тр-тр Митра стоял, готовый ринуться вперёд по первой команде и бормоча под нос что-то невнятное наивным детским голосом.
Горизонт всё более загибался к зениту: можно было рассмотреть просеки в лесу, россыпь могил на погосте, противоположную окраину деревни и блестящую полосу реки, почти замкнувшуюся в кольцо. То тут, то там по вздыбившейся земле пробегали дымчатые змеи, выгрызая куски пейзажа и секунду спустя уже невозможно было вспомнить, что же было там, где пролёг их след.
Код от сейфа учили наизусть, оба. Хотя они уже распределили роли и решили, кому следует жить дальше. Точнее сказать, за двоих решил Матроскин.
— Ты, дядя Фёдор, ещё глупостей наделать не успел, так что нельзя тебя такого шанса лишать. А я и так уже за двоих пожить успел, — безапелляционно заявил кот.
Ключ мальчик повесил на шею, словно оберег.
И когда уже они были готовы выдвигаться, за ними пришли.
Пришельцы шагали не торопясь. Они не умели спешить. Тела их были чёрной водой, сквозь которую белели кости. Их были десятки, и они шли разомкнутым строем, сколько хватало взгляда, к дому на холме.
Дядя Фёдор поднял обрез и взвёл курки. Только сейчас он понял, что Печкин спилил приклад так, чтобы оружие легло под мальчишеское плечо. Мальчик навёл стволы на наступающих, надеясь, что это как-то вразумит их. Водянистые фигуры ни на миг не замедлились.
— Да стреляй уже! — прокричал Матроскин с водительского сиденья Митры.
Мальчик замер. Он никогда раньше не стрелял, ни в живых, ни в мёртвых. Ближайшей к нему шла фигурка даже чуть ниже его ростом. Дядя Фёдор мог поклясться, что при жизни это была девочка. Ему даже казалось, что она напевает тонким голоском какую-то глупую считалочку.
«…вынул ножик из кармана…»
Кот соскочил с подножки трактора и бежал к мальчику. Руки у девичьей фигурки удлинились и теперь напоминали изогнутые клинки. Хищная вода блестела сталью. Дядя Фёдор стоял, как заворожённый. Воронёный ствол восьмёркой ходил в его руках.
«…буду резать, буду бить…»
Матроскин что-то кричал, но искажённое время сыграло с ним злую шутку, и он бежал, словно в кошмарном сне, изо всех сил упираясь в вязкую землю и почти не сдвигаясь с места.
«…быть не быть, тебе…»
Ружьё, как показалось, решило само за себя. Выстрелило
Заклятие застывшего мгновения рухнуло. Матроскин, сам того не ожидая, в миг покрыл оставшиеся метры и чуть было не пробежал мимо поверженного мальчика.
Картечь проделала в рядах нападавших широкую просеку: чем бы ни снарядил Печкин патроны, они оказали выразительное воздействие. Даже касательные ранения разбивали жидкие фигуры в мелкие брызги. Кости, более не сдерживаемые ничем, осыпались на землю.
Дядя Фёдор, казалось, скорее напуганный самим выстрелом, нежели его результатом, смог добраться добраться до трактора и даже сам сел за руль. Матроскин расположился на пассажирском сиденье, перезарядил ружьё и пристроил его между открытой дверью и кабиной, выцеливая следующую волну нападавших.
Впрочем, тр-тр Митра к происходящему отнёсся куда спокойнее, и радостно, порой даже не слушаясь руля, разрывал стоящие на дороге фигуры. И так он увлёкся, что еле удалось затормозить его, когда впереди замаячил знакомый силуэт.
Пёс сидел, молчаливый и потерянный, и с бетонно-серой его шкуры стекали чёрные маслянистые капли.
— В общем, так, — торопливо объяснил Матроскин, соскочивший с трактора, — зовут тебя Шарик, а ещё тебя зовут Ирвен, и ты с нами идёшь сражаться с одним нехорошим дяденькой.
Шарик-Ирвен недоуменно посмотрел на кота, на трактор и на дядю Фёдора.
— Я вас знаю?
— Знаешь, знаешь, — кивнул кот, — ты просто голову потерял в суматохе и теперь немного сконфужен. Поехали с нами, ты потом всё обязательно вспомнишь.
Дядя Фёдор ничего не сказал. Матроскин, действительно, врать умел филигранно и на благо дела.
Когда они добрались до почтамта, большая часть его защитников осталась позади: или застреленная Матроскиным, или попавшая в жернова Митры. А тех, кто исхитрился всё-таки добраться до трактора, загрыз Шарик.
Чёрная фигура над бетонным склепом медленно развернулась в их сторону.
— История была пришпорена… — проговорил Председатель и голос его гремел с чернеющих небес, — история понеслась, звеня золотыми копытами по черепам дураков. И вот очередная партия дураков принесла ко мне свои пустые черепа.
— А вот не надо за Историю выступать, — выкрикнул Матроскин, — История этого очень сильно не любит.
— История любит точность прицела и вес бортового залпа, — прозвучало в ответ.
Чёрная фигура Председателя спустилась к самой земле, распластав над ней щупальца-протуберанцы.
— А вы явились с ружьём на столкновение небесных светил! — мглистые щупальца нацелились остриями на незваных гостей.
— Может быть и так, товарищ Председатель, — заявил кот, — вот только слишком уж много врагов вы себе заработали по пути к светилам. Боюсь, кое-кто может захотеть оттянуть вас за ушко от солнышка.