Бонапарты. История Французской империи
Шрифт:
Короче говоря, собранные Шангарнье войска атаковали манифестантов и рассеяли их.
Мятеж 13 июня 1849 года ограничился, как мы видим, мирной уличной процессией. Значит, о военных лаврах в борьбе против него не могло быть и речи. Тем не менее партия порядка превратила это бескровное сражение во второй Аустерлиц. С трибуны и в прессе превозносили армию как силу порядка в противоположность народным массам, представляющим анархию, а Николя Шангарнье восхвалялся как «оплот общества», и это была явная мистификация, в которую он, в конце концов, сам уверовал. При этом Ледрю-Роллен и его сторонники добивались предания Луи-Наполеона суду, и их поражение было, следовательно, прямой победой Бонапарта, его личным торжеством.
Слово «республика» оставалось на французских монетах вплоть до 1851 года, но de factо вторая французская республика умерла 13 июня 1849 года. И Луи-Наполеон начал играть роль, которая возбуждала подозрения относительно его честолюбивых намерений. А уже летом он путешествовал по Франции, представляя себя принцем, племянником Великого Наполеона и Человеком Судьбы. Чиновничество и народ в провинции тоже смотрели на него именно с этой точки зрения. И мысль о восстановлении империи высказывалась все громче и громче.
И все же после того, как общий враг был раздавлен, между президентом и большинством власть имущих начались раздоры. Старые парламентские деятели, господствовавшие в Собрании, презирали Луи-Наполеона. Они ставили ему в упрек его прошлое заговорщика, его друзей-авантюристов, его долги, его не слишком благопристойную частную жизнь. Со своей стороны, Луи-Наполеон не хотел больше оставаться орудием в руках большинства, и он решил составить собственную партию.
– Мои настоящие друзья, – говорил он, – живут в обычных домах, а не во дворцах140.
И это было правдой. В поддержку своих слов он ездил по сельским районам и в 1849, и в 1850, и в 1851 годах. Везде ему оказывали восторженный прием. Когда Луи-Наполеон совершал поездки по провинциям, его часто приветствовали криками «Да здравствует император!»
Кстати сказать, в августе-сентябре 1849 года, когда Луи-Наполеон предпринял очередное путешествие по департаментам, он посетил крепость Гам – свидетельницу его прошедших бедствий.
– Я до глубины души тронут, – сказал президент, обращаясь к мэру города, – приемом, оказанным мне вашими согражданами. Но верьте, что в настоящем случае не гордость заставила меня приехать в Гам, а чувство признательности. Чистосердечно благодарю жителей этого города за их сочувствие ко мне во время моего несчастия. Когда сознаешь, сколько бедствий влекут за собой революции, созданные даже законным путем с благонамеренной целью, тогда с трудом постигаешь всю смелость принимающих на себя страшную ответственность в происходящих переменах. Я не сожалею о моем заключении: шестилетним заточением здесь я искупил проступок мой против законов моего отечества, и теперь с удовольствием предлагаю в местах моих страданий заздравный тост во имя тех, которые исполнили тогда указ правительства, вопреки собственным убеждениям141.
Между тем во время отсутствия президента число недовольных возросло до значительной цифры. Сторону их приняло даже Национальное собрание, недовольное распоряжениями Луи-Наполеона. Вскоре это неудовольствие обратилось в явное сопротивление воле президента, жертвой которого стал генерал Шангарнье. В приказах по армии, а тем более в Законодательном собрании, куда тоже был выбран, он не скрывал своей все растущей антипатии к президенту. И в январе 1851 года Луи-Наполеон лишил его командования как округом, так и национальной гвардией.
В середине октября 1849 года Законодательное собрание возобновило свои заседания. А 1 ноября принц-президент поразил его посланием об отставке кабинета министров Одилона Барро и об образовании нового министерства. По меткому определению Карла Маркса, «лакея
Министерство Барро-Фаллу было первым и последним парламентским министерством, созданным Луи-Наполеоном. Его отставка является поэтому решающим поворотным пунктом. Вместе с ним партия порядка безвозвратно потеряла необходимый оплот для сохранения парламентарного режима – руководство исполнительной властью.
В октябре того же 1849 года Луи-Наполеон сформировал новое правительство – почти исключительно из своих сторонников. Новое министерство называлось министерством д’Опуля.
Альфонс-Анри д’Опуль был боевым генералом.
В 1841–1842 годах он служил в Алжире, за заслуги перед отечеством в 1848 году получил титул пэра Франции, потом в связи с достижением пенсионного возраста был освобожден от воинской службы. Но это вовсе не значит, что в 1849 году он получил пост премьера. С отставкой Одилона Барро Луи-Наполеон отменил этот пост, фактически обрекавший президента республики на ничтожную роль конституционного короля, но конституционного короля без трона и короны, без скипетра и меча, без привилегии неприкосновенности, без наследственного обладания высшим государственным саном. И что удивительно, Конституция, «по оплошности какого-то либерала, была составлена так, что позволяла принцу-президенту, с некоторым передергиванием смысла, выполнять функции собственного премьер-министра»143.
31 октября 1849 года д’Опуль сформировал новый кабинет министров, в котором взял себе портфель министра обороны. Этот кабинет имел в своем составе только одного человека с парламентским именем – крупного финансиста Ашилля Фульда. Ему достался портфель министра финансов. В его лице это место впервые занял настоящий «биржевой волк». По сути, Фульд олицетворял союз Луи-Наполеона с финансовой аристократией, переход последней на его сторону.
Фердинанд Барро, брат Одилона Барро, стал министром внутренних дел (за свое предательское поведение по отношению к родному брату он получил кличку «Барро-Каин»). Эжен Руэр получил министерство юстиции, Альфонс де Рейневаль – министерство иностранных дел, Феликс Экиру де Парьё – народного просвещения и так далее. Префектом парижской полиции был назначен воинствующий бонапартист Пьер Карлье.
По мнению Карла Маркса, который был не только философом и экономистом, но еще и историком, Луи-Наполеон «выражал готовность составить любое министерство по приказанию парламентского большинства», а так называемая «партия порядка» не сумела воспользоваться этой неповторимой минутой: «вместо того чтобы смело завладеть предложенной властью, она даже не заставила Бонапарта вернуть удаленное им 1 ноября министерство; она довольствовалась тем, что унизила его своим прощением и ввела в министерство д’Опуля господина Бароша»144.
Пьер-Жюль Барош был юристом, который в свое время работал прокурором, а теперь стал вице-президентом Законодательного собрания и превратился в «послушное орудие реакции».
Таким образом, как отмечает Дэвид Стэктон, «депутаты оказались между волей народа, который они якобы представляли, принцем-президентом, который представлял их, и зажиточной буржуазией, которая больше не желала терпеть гражданские волнения»145.
Борьба между Законодательным собранием и Луи-Наполеоном велась жестокая, и она вспыхнула с новой силой, как только миновал революционный кризис и было отменено всеобщее избирательное право. Последнее касалось трех миллионов голосов рабочего класса, и этим добились только одного – принц-президент получил поддержку тех, кого лишили гражданских прав.