БондиАнна. В Россию с любовью
Шрифт:
Говорить больше было не о чем, да и Алекс ясно давал понять, что не настроен общаться. Поэтому я молча вышла из палаты, всё ещё сжимая в руках стопку бумаг.
Я просто шла по коридору к выходу и мечтала поскорее добраться до дома и смыть с себя — и со своей жизни — все тяжёлые воспоминания о нашем браке.
И даже сейчас… Я всё ещё его люблю.
Глава 36
Ритуал, который объединил
Лондон, 2005
Позвонил Виктор.
— Ты в Лондоне? — спросила я.
— Нет, представляешь, в Индии по делам. Слушай, а прилетай ко мне? Сгоняем в Варанаси, тебе понравится!
Раздумывать я не стала. Мне хотелось убежать из города, где каждая улица напоминала об Алексе. Оставила вещи у Веры, прихватив лишь небольшую сумку. Виктор забронировал билет, и уже через несколько часов я сидела в самолёте.
— Надень кроссовки, — сказал он, — будем много ходить. В том числе и по коровьему дерьму.
— Звучит изумительно, — рассмеялась я.
Варанаси, 2005 г.
Индия встретила меня влажной жарой и гомоном сотен голосов.
Выйдя из аэропорта, я поймала такси — белую, видавшую виды «Тойоту» с водителем-индусом. В пути со мной произошла невероятная история, которая будет понятна, наверное, только людям, живущим в Индии. Сначала водитель подсадил второго человека как пассажира, чтобы заработать в 2 раза больше. Потом, когда у нас начался дружеский диалог с попутчиком, он запретил нам общаться и начал угрожать всех высадить.
Когда по совершенно непонятным причинам всё дошло до скандала, водитель всё-таки выставил второго пассажира, оставив того в незнакомом районе, а я продолжила путь в запертой «Тойоте». Через 2 часа, подвозя других людей и игнорируя меня, этот странный таксист наконец-то доставил меня к пристани. После вмешательства охраны отеля я оплатила ему поездку на 100 рупий меньше, чем мы оговаривали, хотя в глубине души считала, что такой «сервис» не стоит и рупии. Однако решила, что пусть маленькую, но всё-таки победу я одержала, хоть чем-то наказав наглого водителя.
Спустя пару минут водитель пришёл в себя и начал на всю улицу что-то голосить на хинди.
Где-то я уже слышала такие вопли…
Лондон, 2001 г.
Алекс смотрел на меня, а я на него.
Всё в нём мне нравилось: его британские веснушки, белая кожа, худощавые руки, спущенные джинсы, его улыбка, голос, запах. А сэндвичи, которые он готовил, я вообще считала самой вкусной едой в мире.
Недавно погасли уличные фонари, — город готовился встретить очередной рассвет.
Влюблённые друг в друга и в жизнь, мы шли по одному из самых бедных районов Лондона, возвращаясь домой.
Днём мы старались сбегать в центральный Лондон, а
Лондон — город контрастов. Пышная помпезность викторианского стиля соседствует с лаконичностью современных небоскрёбов из металла и стекла. А роскошные кварталы в центре на самом деле находятся не так далеко от лондонских трущоб.
При всей моей любви к роскошной части города с её культурой, дворцами и парками, жили мы совсем в другом месте.
В квартире Алекса были ободранные ярко-розовые стены. Он спал на матрасе, на который неоднократно что-то разливали и где не было даже простыни. Это было не просто аскетично.
Даже человек, приехавший из России времён перестройки, с трудом мог представить себе такую бедность и полное отсутствие уюта.
Район, где находилась квартира, был подстать её убранству. Люди курили крэк прямо на улицах и в открытую продавали наркотики. В Лондоне вообще все что-то употребляли. Чаще всего травку. Дымили даже почтальоны, разносящие письма и ежедневную прессу.
За пределами столицы вся Британия курила марихуану: и пятнадцатилетний школьник, и тридцатилетний банковский клерк, и семидесятилетний пекарь. Как в России пили водку, так в Англии курили травку. Хотя и заливали за воротник англичане изрядно — по количеству выпитых литров спирта на душу населения они намного опережали русских.
Но когда ты молод и счастлив, никакая статистика и грязная изнанка любой культуры не могут помешать наслаждаться жизнью. Наоборот, со стороны это выглядит как свобода. Особенно, когда не задумываешься о последствиях.
Когда ты видишь, что пятидесятилетняя женщина со своим мужем курят косяк в доме при своих детях, ты думаешь: «Вау, мои родители никогда бы себе такого не позволили». В юности это кажется манифестом раскованности, вшитым в культурный код целой страны.
Но через каких-то лет двадцать, твоё мнение меняется. Ты понимаешь, что курение — извращённый способ расслабиться, который избрали глубоко несчастные люди. Из-за бездонной затяжной депрессии, у них пустота внутри. Никто из них не знает, чем её заполнить. И так поголовно.
Но… Мне было двадцать. Эта «свобода» восхищала. И не важно, что через несколько десятилетий она могла обернуться деградацией и вырождением нации.
Мы с Алексом не спали всю ночь — гуляли, танцевали и пили, потратили два фунта на автобус и теперь шли, смакуя каждый миг и провожая исчезающие в рассветном небе звёзды. Мы были влюблены, счастливы и наслаждались друг другом во всех проявлениях.
— Ты снова это делаешь…
— Делаю что? — я хихикнула.
— Смотришь на меня вот так, — ответил Алекс.