Борьба и победы Иосифа Сталина

Романенко Константин Константинович

Посвящая свои лекции «ленинскому призыву», он выделил ос­новополагающие принципы большевизма, к числу которых отно­сились: диктатура пролетариата, союз рабочих и крестьян, союз на­родов СССР, единство партии. Особо он остановился на методоло­гии, раскрыв понятия — «исторические корни ленинизма», «метод», «теория», «стратегия и тактика» и «стиль в работе».

В это время Сталин впервые сформулировал определение, что ленинизм — это «марксизм эпохи империализма и пролетарской революции... Ленинизм — это теория и тактика пролетарской ре­волюции вообще, а также теория и практика диктатуры пролета­риата в частности».

Развивая

свою мысль, он отмечал, что Россия исторически ока­залась в центре основных противоречий: между трудом и капита­лом, между различными финансовыми группами и империалисти­ческими державами, между развитыми капиталистическими стра­нами и колониальными зависимыми странами. Вследствие этого, подчеркивал он, «центр революционного движения» переместил­ся в Россию.

Он противопоставил суть «метода ленинизма» методу оппорту­низма II Интернационала. «Оппортунисты уверяют, — говорит Сталин, — что пролетариат не может и не должен брать власть, ес­ли он не является сам большинством в этой стране... практика рево­люционной борьбы масс бьет и побивает эту обветшалую догму». Комментируя мысли Ленина о пролетарской революции, он обра­щает внимание на критику теории «перманентной революции», проповедуемой Троцким и Парвусом.

Знаменательно, что Сталин первым из партийных лидеров вы­двинул идею о возможности построения социализма в одной стра­не. Он указал: «Свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране — еще не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой кресть­янство, пролетариат победившей страны может и должен по­строить социалистическое общество».

Однако он делает пояснение: «Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, т.е. значит ли это, что он может силами одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от ин­тервенции, а значит и от реставрации?

Нет, не значит. Для этого необходима победа революции по крайней мере в нескольких странах. Поэтому развитие и поддерж­ка революции в других странах является существенной задачей по­бедившей революции».

Учитывая исторические условия, Сталин отметил, что СССР не случайно занял центральное место в мире и стал страной, открыв­шей новую эру в развитии человечества; он призвал народ страны стать участником строительства нового общественного строя со­циальной справедливости, не дожидаясь победы «мировой рево­люции».

Эта работа Сталина, представившего учение Ленина как логи­чески стройную систему пролетарской идеологии, не могла не вы­звать беспокойства у Троцкого, Зиновьева, Бухарина и других чле­нов руководства, «считавших себя оракулами» революционной теории.

Публикация его работы «Об основах ленинизма» в «Правде» была завершена 18 мая 1924 года, а на следующий день — за пять дней до открытия XIII съезда партии, Крупская, словно начиная да­леко идущую интригу, передала в ЦК конверты с работами Лени­на, надиктованными им накануне предыдущего съезда.

Крупская уверяла, что Ленин «Письма к съезду» предлагал огла­сить после своей смерти — ей поверили на слово. Авторитет Лени­на был столь высок, что поведение его жены, как и «жены Цезаря», не подвергалось

сомнению. Никто даже не задал ей вопроса: поче­му она до сих пор умалчивала о наличии таких документов? Слова «посмертная воля» действовали магически. Впрочем, умалчивала ли?

Однако, как и в интриге с предыдущим «ленинским наследи­ем», статьей «О национальностях», заключения Ленина, направ­ленные против раскола партии, эффекта взрыва бомбы не произве­ли. И хотя за истекшее время их актуальность не потеряла свою остроту, противоречия между Сталиным и Троцким не привели к потере партией «устойчивости» — к ее развалу. Но нелицеприят­ные оценки вождя заставили поежиться всех, кто стал объектом ленинского «внимания».

Накануне съезда, на пленуме ЦК 21 мая, Каменев сделал сооб­щение о поступлении «бумаг Ленина». 30 голосами против 10 было принято решение: «Перенести оглашение зачитанных докумен­тов, согласно воле Владимира Ильича, на съезд, произведя оглаше­ние по делегациям и установив, что документы эти воспроизведе­нию не подлежат и оглашение по делегациям производится члена­ми комиссии по приему бумаг Ильича».

Одновременно Пленум рассмотрел предложение Ленина полу­торагодичной давности: «обдумать способ перемещения Сталина» с поста Генсека Конечно, Сталин был возбужден. Хотя еще до съез­да он уже знал со слов Зиновьева о существовании «письма», но публичное рассмотрение вопроса о его положении в руководстве партии не могло не взволновать его.

Присутствовавший при обсуждении секретарь Сталина в Наркомнаце Бажанов, бежавший позже за границу, пишет: «...Сталин, сидевший в конце низкого помоста, на котором происходило засе­дание, смотрел в окно с тем напряженным выражением, которое появляется на лице человека, когда он взволнован. Судя по всему, он сознавал, что решается его судьба. Для Сталина это было не­обычно... но у него были основания опасаться за свое будущее, пото­му что в той атмосфере благоговения, которая окружала все, что го­ворил и делал Ленин, трудно было предполагать, что ЦК осмелится проигнорировать ...предложение Ленина и оставить Генерального секретаря на своем посту».

Сказать, что такая точка зрения поверхностна — значит, ничего не сказать. Как уже подробно аргументировалось ранее, Ленин со­вершенно определенно указал на Сталина как единственного сво­его реального политического преемника

Если не принять эту мысль, тогда следует признать, что состав­ление Лениным «письма-завещания» было совершенно бессмыс­ленным! Более того, в этом случае следует признать и то, что, давая всем своим ближайшим соратникам, кроме Сталина, уничижи­тельные, обезоруживавшие политически характеристики — лишь дипломатично прикрытые гротеском похвалы, — Ленин проявил верх неосмотрительности. Если не сказать: глупости.

Стоило ли подчеркивать оппозиционность Троцкого, штрейк­брехерство Зиновьева и Каменева (кстати, факты весьма извест­ные), негативные черты Пятакова и Бухарина, — по существу «раз­девая» их, — не имея осознанной цели? Для чего? Чтобы оставить в их умах недобрую память о себе?

Несомненно и то, что если бы Ленин захотел действительно развенчать авторитет Сталина, то он сделал бы это не колеблясь. Ленин не посягнул на это. Даже написанное им в эмоциональном порыве дополнение о якобы «грубости» Сталина, по существу не меняло ленинской позиции.