Борьба за наследство Киевской Руси : Краков, Вильнюс, Москва

Денисов Юрий Николаевич

«В 6773 (1266) году из-за какой-то распри побились литовцы друг с другом, блаженный же князь Довмонт с дружиною своей и со всем родом своим покинул отечество свое, землю Литовскую, и прибежал во Псков. Был этот князь Довмонт из рода литовского, сначала поклонялся он идолам по заветам отцов, а когда Бог восхотел обратить в христианство людей новых, то снизошла на Довмонта благодать Святого Духа, и, пробудившись, как от сна, от служения идолам, задумал он со своими боярами креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа. И крещен был в соборной церкви, в святой Троице, и наречено было ему имя во святом крещении Тимофей. И была радость великая во Пскове, и посадили его мужи-псковичи на княжение в своем городе Пскове» [62, 257].

Вероятно,

интересы нового псковского князя и псковичей совпали, и они отправились – кто отомстить, а кто пограбить ослабевшую из-за усобиц Литву. Разграбив значительную часть Литвы, князь Довмонт [8] со своим войском отошел за Западную Двину, где затаился, ожидая погоню литовцев за собой. Подошедшие из внутренних областей Литвы войска великого князя литовского Гойторта, князей Герденя, Люмби и Югайло были разбиты меньшим по численности войском псковичей во главе с князем Довмонтом.

8

В летописях, как, наверное, вообще на Руси, было обычным явлением называть крещеного человека его языческим именем, а христианское имя служило как бы оберегом.

В дальнейшем князю Довмонту с псковичами приходилось воевать с ливонскими воинами германского происхождения, называемыми в летописи, как было принято на Руси, немцами. Такое имя германский народ получил, как считают многие исследователи, из-за того, что они не знали русского языка и были для россиян словно немыми, как и другие иностранцы. Можно предположить, что вполне могло бы подойти иное объяснение происхождения слова немцы – из латинского языка, в котором слово inimici означает «враги». А так как в XII–XIII в. римские папы часто враждовали с германскими императорами, то возможно, что именно так в римской курии и называли германцев. Ведь и поляки называли германцев «niemiec». А на Руси это наименование могло быть подкреплено тем, что Тевтонский орден, состоявший в основном из рыцарей германского происхождения, находился по отношению к Пскову и Новгороду за Неманом, или Неменью русских летописей.

Псковская первая летопись сообщает о пяти сражениях с немцами, в которых победил литовский князь, причем в одном из них (в 1269 г.) князь Довмонт ранил в лицо магистра ливонского отделения Тевтонского ордена Оттона фон Луттерберга. Некоторые походы на ливонские земли князь Довмонт совершал со своим шурином великим князем Дмитрием (1250–1294), вторым сыном Александра Невского. Летописи не упоминают об участии старшего сына Александра Невского новгородского князя Василия (1239–1271) в борьбе за великокняжеский стол, но третий сын Андрей (? – 1304) постоянно интриговал против брата, задаривал татарского хана подарками и таки добился великокняжеского ярлыка в 1281 г., но окончательно утвердился во Владимире только после смерти брата в 1294 г. Князь Довмонт-Тимофей умер в 1291 г. и стал первым псковским святым.

А в Литве стал править великий князь Воишелк, уговорив мужа своей сестры Шварна остаться с дружиной в Литве. В 1264 г. умер король Галиции Даниил, ему наследовал Лев (1225–1301), который управлял государством совместно с братьями Мстиславом и Шварном. Однако в 1267 г. великий князь Литвы Воишелк в очередной раз ушел в монастырь, передав свои властные полномочия князю Шварну. Вот таким образом распорядилась судьба: литовский князь Довмонт стал псковским князем, а русский князь Шварн стал великим князем Литвы. Правда, долго владеть Литвой Шварну не пришлось – в 1269 г. он умер, и Воишелку снова пришлось покинуть монастырь, чтобы возглавить государство.

Видимо, королю Льву хотелось получить что-нибудь от литовских земель в наследство от брата, но великий князь Воишелк имел по этому поводу совсем другое мнение, и дело шло к войне. Этих двух государей хотел помирить волынский князь Василько Романович, которого Лев и Воишелк почитали за

отца, пригласив поссорившихся родственников во Владимир-Волынский. Уже собственно помирившись, король Лев и великий князь Воишелк решили отметить свое примирение большим возлиянием, но опьянев, снова разъярились, и Лев зарубил Воишелка. Несмотря на явный международный скандал, этот инцидент остался без особого внимания, более того, король Лев предложил свою кандидатуру на литовский престол. Но литовские вельможи отвергли претензии Льва и выбрали Тройдена. Некоторое время галицкие и волынские князья жили в мире с новым великим князем литовским, но в 1275 г. Тройден, как пишет Н. М. Карамзин, «нечаянно», т. е. внезапно, взял Дрогичин и безжалостно уничтожил большую часть жителей. Чтобы избежать случайной неудачи, король Лев обратился за помощью к хану Мангу-Тимуру, и тот послал татарское войско. К татарскому войску присоединились князь смоленский Глеб Ростиславич с племянником, князем брянским Романом Михайловичем, которые тоже имели обоснованные претензии к литовцам за их набеги на русские пределы. Эти князья были представителями старшей ветви потомков великого князя киевского Владимира Мономаха от его старшего сына Мстислава Великого, как и волынские князья; во Владимирском княжестве правили тогда представители самого младшего сына Мономаха – князя Юрия Владимировича Долгорукого.

Однако совместный поход с татарским войском на Литву показал, что татары не завершают похода, не получив вознаграждения за свои воинские труды. Поэтому после того как вторжение в Литву было прекращено из-за ссоры между русскими князьями в пределах Новогрудка, татары ограбили население русских территорий. Н. М. Карамзин приводит по этому поводу цитату из летописи: «Дружба с неверными не лучше брани; и сей случай да будет примером для потомства!» [29, № 8–88, 136]. Вот только кто из наших российских правителей последовал такому предостережению летописца?

Войска же короля Льва Данииловича, оставленные союзниками, взяли в Литве Турийск и Слоним на берегах Немана. Здесь и в районе Гродно великий князь Тройден расселил пруссов, бежавших со своей родины от насилия Тевтонского ордена. Однако хан Ногай ожидал куда большей добычи от участия татарских войск в походе на Литву. И прислав новое войско, он велел Льву Данииловичу и Владимиру Васильковичу идти еще раз с татарами воевать Литву. Поход оказался таким же безуспешным, как и предыдущий: войска ограничились грабежом населения в окрестностях Новогрудка и Гродно.

Король Лев Даниилович зарился не только на литовский престол, но и поглядывал на соседний с ним польский. После смерти короля Даниила его наследник Лев с братьями Мстиславом Луцким и Шварном стали нападать на польские пределы великого князя Болеслава V Стыдливого (1226–1279), несмотря на Тернавский мирный договор. Получив же отпор, братья Даниловичи решили примириться с Болеславом, предполагая дождаться естественной смерти стареющего бездетного польского князя. Вот только краковские вельможи, как о том сообщает польский историк Длугош, не прониклись почтением к королю Галиции и выбрали великим князем Польши Лешко Черного (1240–1288), представителя куявской линии Пястов и двоюродного племянника Болеслава V.

Король Лев Даниилович попросил помочь ему в отвоевании некоторых пограничных городов Польши татарского хана Ногая, но на этот раз совместное русско-татарское войско у Сандомира потерпело поражение, да и Краков захватить не удалось. Не получив добычи от жителей этих городов, татары пошли дальше разорять и грабить польские населенные пункты.

«Князь Лешко Черный, не надеясь на силы своих воинов, ушел в Венгрию с женой Гриффиной. Татары, продвигаясь дальше, дошли до Паннонских Альп и Силезии.

Разграбив вышесказанные области, умертвив священников, грудных детей и старцев, татары пошли назад с огромной добычей из людей и скота. Когда они делили ее у города Владимира (Vladimiriam) в Руссии, они насчитали двадцать одну тысячу одних незамужних девиц, откуда можно заключить о числе прочих женщин и мужчин» [47, 67].