Бородинское знамение
Шрифт:
– Куда мы летим?
– Мы летим по приказу Зоэ! Дитя приказало Конраду Первому лететь домой!
Зойка всегда считала драконьим домом пещеру. Глубокую, холодную, темную. И страшную. Такое место, куда драконы утаскивают принцесс, а потом едят их. Поэтому она зажмурилась, распялила рот и заорала что есть мочи:
– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!!!
Павел
Высокий, сужающийся кверху стеклянный готический потолок пропускал много яркого света. Библиотека впечатляла своими покачивающимися
Наконец, Павлу удалось добраться до добротного конторского письменного стола, за которым восседал сухопарый седой старик в пенсне и подпоясанном стеганом бордовом халате поверх белой рубашки и синих бархатных брюк.
– Добро пожаловать, юноша! – поприветствовал он Павла знакомым голосом недавнего врача. –
Павел плюхнулся в кресло, невесть откуда взявшееся справа от него. Он был страшно зол. По всему видать, он попал не туда, куда нужно. Нет здесь ни Бородинского сражения, ни метеорита. Ему хотелось что-нибудь расколотить, пальцы его правой руки нервно бегали по ручке кресла, а голова работала в том усиленном режиме, который называется яростью.
– Вы кто? – брякнул Павел в адрес доброжелательного хозяина.
– Я профессор.
– Это в смысле врач что ли?
– Скорее учитель.
– Мне учителей при жизни хватило! – хамским тоном отреагировал Павел.
– Что значит «при жизни», юноша?
– А то и значит, что я вроде как умер! И учитель мне уже не нужен!
– Тот, кому учитель уже не нужен, сам становится учителем, – парировал собеседник. – Но выглядите вы вполне живым, друг мой. И весьма юным, кстати. Сколько вам лет? Двадцать два? Двадцать три?
– Мне? Мне тринадцать…
– Отнюдь, молодой человек!
Профессор порылся в кармане халата и извлек на свет божий зеркальце в серебряной оправе. Он протянул зеркальце Павлу, тот глянул и ужаснулся: у него пробивались усы! Мальчик вскочил с места, выхватил зеркальце у старика и попытался увидеть в нем себя целиком. Лицо, бывшее, очевидно, его собственным отражением, никак не могло быть лицом Пал Палыча Самого Младшего. Не знай Павел, что видит сейчас сам себя, он решил бы, что встретил отца.
– Но я же… но мне… не понимаю ничего!
Павел, наконец-то, обрел вожделенный бьющийся предмет и с силой шваркнул зеркальце об пол. Осколки брызнули во все стороны. Пожилой мужчина за столом тихо позвал:
– Машенька!
Словно по волшебству из-за его спины появилась низенькая крепенькая старушка, одетая как маленькая девочка из русской народной сказки – в красном платьице и платочке в белый горошек, с совочком и веничком в руках. Она живо замела осколки на совок, зыркнула из-под длинной седой челки на дрожащего
– Да-а-а… – протянул старик. – Ведете вы себя, юноша, аккурат на тринадцать лет. Но если вам на самом деле тринадцать, то вы действительно умерли, причем недавно. А нам с вами пора познакомиться. Как вас звать-величать? Фамилия, имя, отчество, анкетные данные, так сказать?
Павел плюхнулся обратно и оглядел свои ноги и руки, ставшие непривычно длинными. Да уж, необъяснимым образом прибавил он не только в возрасте, но и в росте. Он дернулся, потому что порезал правую ладонь осколком зеркала, отскочившего в кресло.
– Лукьянов моя фамилия, Пал Палыч – имя и отчество.
– Замечательно, Павел Павлович! Будем знакомы! – старик на мгновение сунул правую руку в карман, поморщился, а потом встал из-за стола и протянул Павлу ладонь.
Парень не ожидал от старого человека столь крепкого рукопожатия – тот сжал его руку с такой силой, что порез на ладони снова начал кровоточить. И вдруг, неожиданно для себя самого, Павел выкрикнул:
– А я вас знаю! Вы – Дитерлих! Кирилл Христианович! Кирин дедушка!
– Верно! – обрадовался старик и позвал: – Машенька! Салфетки!
Из-за шкафа высунулась сморщенная ручка, протягивающая хозяину два тонких полотенца. Кирилл Христианович, поблагодарив, взял оба, одно дал Павлу, другим аккуратно обернул руку.
– Сядьте, Павел Павлович, прошу вас.
Дважды Павла просить было не нужно. Как подкошенный он рухнул в то же кресло, прижимая чистую тряпку к раненой ладони. Перед глазами у него по-прежнему сидел седой старик, но видел его Павел нечетко, как сквозь прозрачный экран. По этому экрану будто неслись кинокадры. Он видел Дитерлиха, рядом с ним – молодую женщину, видел голубые стены и серый линолеум, какой бывает в больницах, видел яркие вспышки и множество людей в белых халатах… А потом картинка стала размываться.
– Ну? И что вы поняли? – Кирилл Христианович внимательно вглядывался в сидящего перед ним юношу.
– Я видел вас. И вашу, скорее всего, дочь. В больнице. И много врачей. Она умерла? Как мой отец?
– Вы и правы, и не правы. Да, моя дочь умерла. Но вы видели не больницу, а научно-исследовательский институт. И не врачей, а сотрудников Лаборатории имени Симашко. Не задавайте мне сейчас вопросов, в свое время вы все узнаете. Ответьте, а как получилось, что вы вдруг увидели все это? И откуда, позвольте спросить, вы знаете меня?
– Я не знаю, как вы сделали это. Чтобы я увидал такое, нужно…
– Что же?
– Постойте… Я, кажется, понял… Зеркало… Я им поранился… А вы – перед тем как пожать мне руку – вы сунули ее в карман… У вас там нож?
– Перочинный, – Дитерлих выложил на стол красиво инкрустированный ножик. – А вы умны, Павел Павлович, и на редкость догадливы!
– Но откуда вы узнали? – ошарашенно допытывался Павел.
– Это нетрудно. Я ведь знал вашего батюшку. Но мои объяснения будут позже. Сейчас я хотел бы услышать ваши. Как вас сюда занесло?