Бой без правил (Танцы со змеями - 2)

Христофоров Игорь

Своими большими грубыми ладонями он оторвал ее лицо от груди и стал неистово целовать соленые щеки, лоб, глаза, волосы. Когда он поймал ее губы, они еще подергивались, они были вялыми, как бы неживыми, но, чем дольше он удерживал их в поцелуе, тем тверже и смелее становились они. Глаза закрылись сами собой. Наверное, он бы смог пересилить себя, поднять веки и все-таки увидеть ставшее счастливым лицо Лены с такими же закрытыми глазами, но он не стал этого делать. Даже сквозь плотно прижатые веки он видел все. Он знал, что вырвал ее из плача, который был не просто плачем, а продолжением

плена, придуманным, но продолжением. И она, тоже понимая это, может быть, ощутила в душе часть его нового чувства не просто любви, а любви двух сродненных людей.

– Ми-илый, - первое, что произнесла она, как только прервался поцелуй.
– Я тебя люблю. Больше жизни люблю. Ты не бросишь меня?

До этого он боялся, что она бросит его, и как-то смутился от вопроса.

– Ну зачем ты? Я... сегодня...

– Не бросай меня.

– ...сегодня... и навсегда...

– Боже, как я счастлива, что есть ты!

Больше такого он слышать не мог. Слова рвали сердце. Пьянили и все-таки рвали, рвали. Он спасся от этой сладкой пытки поцелуем.

Они пили друг друга, как могут только пить больные единственное спасительное лекарство. И чем дольше она пила, тем сильнее понимала, что все самое важное в жизни уже произошло: она нашла е г о, нашли среди миллионов мужчин на планете, и все остальное было всего лишь фоном, на котором это случилось, что любовь к Эдуарду, скорее всего, казалась любовью, а, может, была всего лишь жалостью, а не любовью. И чем дольше он пил, тем исступленнее боялся ее потерять, и в этом исступлении, кажется, вот-вот готов был схватить ее на руки, унести в комнату и целовать уже там, но целовать не только лицо, а всю ее до последней клеточки.

– Нет в жизни счастья!
– загрохотали подошвы в прихожей.
– Ю-урка, ты здесь?

Они вздрогнули одновременно, словно действительно стали единым целым.

– Ты где, флотоводец?
– прогрохотал он на кухню.
– Ой, ради Бога, извините, - и, почему-то согнувшись в поклоне, стянул с головы шапку, пошитую, наверно, с половины барана - такой она была огромной, пушистой и выбеленной снегом.

– Я не знал, что... это...

– Познакомься. Лена.

Мишка шагнул навстречу и, протянув руку, поздоровался так, чтобы его выбитый глаз был совсем не виден.

– Ми... Михаил, - ответил он за Майгатова.
– Не был, не состоял, не участвовал...

– В чем же?
– бросила она смешливый взгляд на Майгатова.

– Ни в чем... То есть во всем...

– Ты раздевайся. А то кухню скоро смоет, - кивнул Майгатов на лужицу от подтаявшего снега, в которой стоял Мишка.

– Я - мигом!
– вылетел он в прихожую.
– А где ваши вещи? Тут на вешалке ничего нет.

– Моя куртка на раскладушке. А у Лены ничего нет.

– Как это - нет?
– вернулся он с ошарашенным лицом и все еще в ботинках, оставляющих серые следы.

– Так получилось, - разведя руками, пояснила Лена.
– Мы бежали.

– Ого! Это уже что-то из Дюма. Или Вальтера Скотта.

– Миш, мы правда бежали, поэтому у Лены ничего нет. Знаешь, обернулся он к ней и, прежде чем сказать, опять ощутил

ток, прошедший по всему телу, только от вида ее милого, ее такого любимого курносенького лица, - знаешь, давай позвоним твоей маме. И я съезжу за одеждой.

– Нет, я сама позвоню. А где у вас?..

– Пр-рошу!
– прыгнул Мишка к холодильнику, стащил с него телефон на стол и отер пыль с трубки рукавом свитера.

Пока Лена набирала телефон, Мишка на цыпочках вышел из кухни и, поджав губы, поманил за собой Майгатова. В прихожке, разуваясь, с корточек торопливо стал расспрашивать:

– Юр, я тебе его сегодня хочу показать. Тут недалеко. Несколько остановок на троллейбусе. Правда, троллейбусы не ходят, но пехом тоже недалеко. Лады?

– Ты чего?

– Да нет. Ты только посмотришь, а потом обсудим...

– Бредишь, что ли?

Произнес и тут же понял: о том мордовороте, что избил его, говорил Мишка.

– Ах да - Лена!
– по-своему воспринял его вопрос Мишка.
– Идея: гоню к лысому и беру в прокат шубу. До школы и назад.

– Какой школы?! Ты уже совсем рехнулся со своей местью. Граф Монте-Кристо!

Из кухни слышался приглушенный Ленин голос, и Майгатову почему-то показалось, что даже в том, что он оставил ее одну на кухне, таилась для нее опасность. А уж когда Мишка поволок его в комнату, сбивчиво, с пятого на десятое, пытаясь объяснить свой дурацкий план, и голос перестал быть слышен, ему и вовсе стало тревожно на душе.

– Юр, понимаешь... ничего, наверное, не будет, но ты хоть это... садись. Ты тайский бокс видел? Нет, не то... Ну, вот всякие кунг-фу и таэквондо, когда по телевизору...

– Ты точно на морозе перегрелся.

– Подожди... Вот помнишь фильм: там Поддубный за деньги боролся?

– Не видел я такого фильма.

Ее голос совсем не слышался, как он ни напрягал слух. Казалось, что Лену похитили повторно.

– В школу поедем - сразу вспомнишь.

– Да не видел я ничего такого!

– Ну, сядь, сядь. Все, я успокоился. Объясняю по пунктам, как на лекции. Первое - в школе, точнее, не в школе, а в спортзале школы сегодня бои.

– Собачьи, что ли?

Мишка начинал надоедать. Особенно потому, что не давал избавиться от тревоги о Лене. Он понимал, что тревога напрасна, но что-то внутри его было сильнее рассудка.

– Подожди. Я же сказал: по пунктам. Второе - там будет в этих боях участвовать... ну, в общем, тот, что мне это, - и показал тонким, действительно философским пальчиком на выбитый глаз.
– Третье - бои ведутся без правил.

Майгатов уже кое-что понял, но последняя фраза его удивила.

– Ты же сам говорил: кунг-фу, таэквондо...

– Понимаешь, - вскочил Мишка и начал размахивать длинными худыми руками, помогая себе рассказывать, - это так и называется - бой без правил. Выходят двое в трусах, босиком, и начинают мочить друг друга куда попало. Применять можно любые приемы: бокс, борьбу, кунг-фу, про которое я уже говорил, и все такое - каратэ, таэквондо, славянскую борьбу...

– Славяно-горецкую, - уточнил Майгатов, который как-то видел небольшой фильм о ней.