Бой на вылет
Шрифт:
— Еще чего! — фыркает Ирина. — Я тебя одного не оставлю.
— Извини, — возражаю, — но в данном вопросе тебе придется подчиниться приказу старшего. Ты остаешься.
— А если я не подчинюсь? — прищуривается она.
— Завалишь практику, — отвечаю как можно равнодушнее. — С учетом того, что она у тебя не первая, следующего шанса стать курьером, скорее всего, не представится. Пойми, — добавляю уже мягче. — Ситуация такова, что кто-то обязательно должен остаться здесь. Вспомни инструкцию по высадке на незнакомую планету — корабль без людей не оставляют ни при каких обстоятельствах.
— Мы
— Верно, но дела, как видишь, здесь творятся совершенно незнакомые и очень странные. И где именно находится это место, о котором рассказывает Петрович, — неизвестно. Вроде бы получается, что Яйцо способно каким-то образом мгновенно переносить или перемещать человека. Но — куда? В другую галактику? В иное измерение? В другое время? Вообще куда-нибудь туда, о чем мы и помыслить не можем? Любая гипотеза, на выбор. Но мне, честно говоря, это не так уж интересно и мало заботит. Я даже готов согласиться с тем, что никогда не узнаю, что собой представляет это Яйцо, и откуда оно взялось. Единственное, что меня по-настоящему заботит, это судьба тысяч и тысяч детей. Вот это, действительно, серьезно. А к серьезному делу и подход нужен серьезный настолько, насколько это возможно. Так что будь добра — перестань лезть в бутылку и помоги нам, ладно?
— Он прав, — говорит Петрович, кашлянув. — Чует мое сердце, что не все там просто и красиво. Может и опасно быть. Недаром я напился — страх заглушал. Теперь, конечно, трезвый пойду. Ну, почти.
И кто, спрашивается, его за язык тянул насчет опасности…
Тем не менее деваться моему стажеру некуда, и она соглашается. После чего мы с Петровичем расстаемся, договорившись встретиться здесь же, у входа в лесопарк, в одиннадцать часов вечера, чтобы вместе отправиться к Черному Яйцу.
Мои сомнения в том, что Петрович выполнит обещание и придет вовремя и относительно трезвый, рассеиваются, когда ровно в 23.00 я миную вход в лесопарк и вижу на лавочке под фонарем уже знакомую фигуру в шляпе.
Флаер ждет неподалеку, и мы направляемся к нему, по дороге обсуждая детали предстоящей операции.
— К Яйцу-то мы проникнем, — размышляет вслух Петрович. — Там есть охрана, но только для вида, со стороны города. А сзади в заборе дыра имеется, и внутри уже котлован не охраняется никак. Да и зачем? Это первую неделю народ толпился, а теперь попривык. Да и то, нет там ничего интересного. Лежит себе здоровенная черная дура в виде яйца в большой яме — и пусть себе лежит. Никто ж не знает, что не просто так она там лежит…
Петрович не соврал, и к котловану мы пробираемся без всяких проблем.
Яйцо угадывается внизу, как черная плотная масса, не дающая ни малейшего отсвета. Впрочем, отсвечивать нечему. Ночь безлунная, облачная, и фонарь я пока не включаю. Спускаемся в темноте по лестнице на дно котлована тоже удачно — никто не оступается и не гремит с шумом и воплями вниз по ступеням. Я волнуюсь за Петровича с его нарушенным чувством равновесия, но он справляется. Так. Теперь можно и фонарик зажечь. Узкий, не толще карандаша, луч, отрегулированный на малую яркость, упирается в непроницаемо-черный бок Яйца, который круто вздымается перед нами на расстоянии четырех шагов. Да, внушительное образование, прямо скажем. Или это все-таки
— Ну что, Петрович, — спрашиваю, — готов?
— Готов, — тихо отвечает Петрович.
Нескольких часов ему хватило, чтобы помыться, побриться и даже переодеться и почистить ботинки, что меня несказанно радует, поскольку стоит Петрович вплотную ко мне. Правда, шляпа на нем та же, но это даже хорошо — человек должен быть узнаваем.
— Давай, — командую.
— Подождите, — раздается сзади. — Я с вами!
Ирина. Вот, черт, теперь я понимаю, отчего она никак не может пройти стажерскую практику.
— Что будем делать? — шепотом осведомляется Петрович.
— Пока ничего, — вздыхаю в ответ и жду, когда мой стажер приблизится на достаточное расстояние, чтобы я мог, не повышая голоса, высказать ему все, что я думаю.
— Ты, главное, не волнуйся, — Ирина останавливается в трех шагах от нас. — Я запрограммировала корабль на автоматическое возвращение на Землю, в случае, если мы сами не вернемся в течение трех суток.
— А если трех суток нам не хватит? — спрашиваю.
— Чему быть, того не миновать, — пожимает она плечами. — Прости, но я не могу отпустить тебя… вас одних.
— Характер не позволяет? — я искренне надеюсь, что мой голос переполнен ядом.
— Неважно что. Главное — не позволяет.
— Не быть тебе курьером.
— Значит, не быть. Но сейчас я иду с вами.
— Черт с тобой, — говорю, потому что сказать мне в данной ситуации все равно нечего. — Но предупреждаю. Начнешь показывать характер и дальше, буду ставить на место. Вплоть до применения физической силы.
— Согласна, — быстро отвечает Ирина. В темноте не видно, но мне почему-то кажется, что отвечает она с улыбкой.
После того, как Петрович кладет ладони на Яйцо, все происходит так, как он и рассказывал. Секунд, наверное, через пять. Как будто кто-то незаметно убирает одну реальность и вместо нее подсовывает другую. Так быстро, что заметить момент подмены невозможно. Вот только что мы стояли на дне котлована в Первограде, что на планете Гондвана, а в следующее мгновение под нашими ногами оказывается проселочная дорога, над головой — ночное, затянутое облаками, небо, а в сотне шагов впереди светится окно придорожного строения.
— Получилось, — выдыхает Петрович. — Что я говорил? А вы не верили.
— Это то самое место? — спрашиваю, оглядываясь по сторонам.
— Оно, — подтверждает Петрович. — В точности. Только время другое. Сейчас тут ночь, а тогда был вечер. Пошли?
— Одну минуту.
Я стою и пытаюсь глазами, ушами и носом уловить хоть малейший признак того, что окружающее нас пространство смоделировано искусственно или каким-либо образом нам внушено. Не ловится. Свет и тень, крик ночной птицы и ветер в листве, запах травы и земли — все настоящее. Или кажется таковым с высшей степенью достоверности. Присаживаюсь на корточки, дотрагиваюсь пальцами до чуть влажной от вечерней росы дороги. Нет, не чувствую различий.