Боярщина
Шрифт:
II
Прошло еще три месяца. Действующие лица моего рассказа оставались в прежнем положении. Анна Павловна все так же жила у Эльчанинова; граф приглашал их к себе и сам к ним ездил; Мановский молчал и бывал только у Клеопатры Николаевны, к которой поэтому все и адресовались с вопросами, но вдова говорила, что она не знает ничего. Более любопытные даже приезжали к ней в усадьбу, чтобы посмотреть на оставленного мужа, но им никогда не удавалось встретить Мановского, хотя очи и слышали, что в этот самый день он проезжал в Ярцово.
У предводителя назначен был обед. Общество было прежнее, за исключением Мановского
– Давно ли вы видели вашего несчастного опекуна?
– спросил исправник Клеопатру Николаевну.
– Он был вчера у меня, - отвечала Клеопатра Николаевна.
– Почему же несчастного?
– прибавила она.
– Да как же? Жену отняли!
– возразил исправник.
– Он, кажется, забыл об ней и думать; впрочем, я с ним никогда об этом не говорю.
– Я ее встретил, - сказал исправник, - пополнела, такая хорошенькая.
– Желаю ей, - отвечала с презрением вдова, - все подобные ей хорошенькие, и вам, мужчинам, обыкновенно нравятся.
– Оно лучше; а то что толку, например, в вас, Клеопатра Николаевна? Ни богу, ни людям!
– заметил с усмешкою исправник, немного волокита по характеру и некогда тоже ухаживавший за Клеопатрою Николаевною, но не успевший и теперь слегка подсмеивающийся над ней.
– Пожалуйста, избавьте меня от таких сравнений, - отвечала вдова обиженным тоном.
– Я вас не смею и сравнивать, - сказал исправник.
– Граф едет!
– произнес громко Уситков, уже давно смотревший в окно.
При этом известии мужчины встали; дамы начали поправляться и сели попрямее; на всех лицах было небольшое волнение. Одна только Клеопатра Николаевна не увлеклась этим общим движением и еще небрежнее развалилась на диване. Хозяин был в наугольной. Услышав о прибытии графа, он проворно пробежал гостиную и, вышедши в залу, остановился невдалеке от дверей из лакейской. За ним последовали почти все мужчины. Граф быстро, но гордо прошел залу, приветствовал хозяина, поклонился на обе стороны мужчинам и вошел в гостиную. Казалось, это был другой человек, а не тот, которого мы видели в его домашнем быту, при посещении Анны Павловны и даже при собственном его визите Мановскому. На лице его, бывшем тогда приветливым и радушным, написана была теперь важная холодность. Он сделал общий поклон дамам и, сопровождаемый хозяином, подошел к дивану. Две звезды светились на его фраке. Уситкова проворно вскочила, чтоб уступить ему свое место.
– Не беспокойтесь, сударыня, - сказал граф, вежливо поклонившись, и сел на пустое кресло, стоявшее у того конца дивана, где сидела Клеопатра Николаевна.
Вдова сделала движение, чтобы поворотиться к нему лицом; она еще в первый раз видела графа. Хозяин и несколько мужчин стояли на ногах перед Сапегою.
– Как здоровье вашего сиятельства?
– спросил хозяин.
– Благодарю вас, я здоров, только скучаю.
– Что мудреного, ваше сиятельство, после Петербурга, - заметил Уситков, - вот наше дело привычное, да и тут...
– Меня не любят здешние дамы!
– прибавил граф, искоса взглянув на вдову.
– Ни одна из них не посетила меня.
– Дамы, вероятно, боятся обеспокоить вас, граф, - сказала с жеманною улыбкою вдова.
– В том числе и вы, сударыня?
– спросил Сапега.
– Я не имею чести быть знакома с вами, граф, - отвечала Клеопатра Николаевна,
Графу, видимо, понравился тон этого ответа.
– Так позвольте же мне завтрашний день устранить это препятствие и сделать вам визит.
– Много обяжете, граф.
– Ваш супруг?
– Я вдова и потому боюсь, что вам скучно будет у меня.
– Вы позволили мне быть у вас?
– сказал граф с легким наклонением головы.
Вдова отвечала улыбкою: она торжествовала.
После этого легкого разговора граф встал и пошел к балкону, чтобы рассмотреть окружные виды. Лицо его, одушевившееся несколько при разговоре с Клеопатрою Николаевною, сделалось по-прежнему важно и холодно. Вслед за ним потянулись мужчины; граф начал разговаривать с хозяином.
– Мне говорили, что он совершенный старик!
– сказала Клеопатра Николаевна Симановской.
– Какой же старик; я вам говорила, - отвечала та, - теперь еще что? А посмотрели бы вы на него у Мановских.
Вдова сделала гримасу.
– Каждый мужчина с подобными женщинами бывает любезнее, потому что они сами вызывают их на то, - сказала она с презрительною улыбкою.
В это время в гостиную вошел высокий мужчина. Удивление и любопытство показалось на всех лицах. Это был Задор-Мановский. Он прямо подошел к хозяину, отдал вежливый поклон графу, на который Сапега отвечал сухо, потом, поклонившись дамам, подал некоторым мужчинам руку и начал с ними обыкновенный разговор. При его приходе Клеопатра Николаевна несколько изменилась в лице; физиономия графа сделалась еще важнее и серьезнее. Что касается до хозяина и прочих гостей, то они чувствовали некоторый страх и не знали, как себя держать. Оказать внимание Мановскому? Но как покажется это графу, который называл его мерзавцем и покровительствовал его жене. Не замечать Мановского они не могли, потому что чувствовали к нему невольное уважение; кроме того, им хотелось поговорить с ним и, если возможно, выведать, что у него на душе, тем более, что все заметили перемену в лице Мановского. Он как будто бы постарел, обрюзг и похудел. Недоумевая таким образом, все, однакож, были суше обыкновенного с Михайлом Егорычем; но он как бы не замечал этого и, поговоря с мужчинами, подошел к дамам, спросил некоторых о здоровье и сел около Клеопатры Николаевны, которая опять несколько сконфузилась.
– Поздравьте меня, Михайло Егорыч, - сказала она, - ко мне завтра будет граф.
– Зачем?
– спросил Мановский, взглянувши пристально на вдову.
– Сам напросился.
– Знаю я, как он напросился, - сказал Михайло Егорыч, насупившись. Мне бы нужно переговорить с Алексеем Михалычем, - продолжал он, помолчав.
– С дядей?
– Да.
– О чем?
– Черт знает, - говорил Мановский, не отвечая на вопросы Клеопатры Николаевны, - никогда нельзя приехать по делу: вечно полон дом сволочи... Где его кабинет?
– Из коридора первая комната, стеклянные двери.
– Там никого нет?
– Я думаю.
– Я теперь пойду туда, позовите его ко мне; я ему имею кой-что сказать.
Проговоря это, Мановский встал и ушел.
– О чем это с вами говорил Михайло Егорыч?
– спросила Клеопатру Николаевну Симановская, давно уже обмиравшая от любопытства.
– Все по этой проклятой опеке, - отвечала вдова.
– А о жене ничего не говорил?
– Отвяжитесь вы, бога ради, с этой женой, - отвечала Клеопатра Николаевна, которая после разговора с Мановским была не в духе.