Боярщина
Шрифт:
– Ах, как интересно знать, что он думает о жене, - произнесла Симановская.
– Спросите его сами.
– Сохрани бог!
– Напрасно, я бы советовала...
– Я могу обойтись и без ваших советов!
– возразила, вспыхнувши от досады, Симановская, и затем обе дамы замолчали. Клеопатра Николаевна, посидев немного, вышла в диванную и прошла в девичью, где, поздоровавшись с целою дюжиною горничных девушек и справившись, что теперь они работают, объявила им, что она своими горничными очень довольна и что на прошлой неделе купила им всем на платья прехорошенькой холстинки. После того она снова вернулась в гостиную и, подошедши
– Вас спрашивают, mon oncle! [15] .
– Зачем, душа моя?
– Нужно-с.
Старик, извинившись перед графом, пошел было в диванную.
– В кабинет, mon oncle.
– Завертела ты меня, - говорил старик, повернувшись.
– Я люблю командовать!
– проговорила, как бы ни к кому собственно не обращаясь, Клеопатра Николаевна.
– Право?
– спросил граф, весьма хорошо понявший, что эта фраза сказана была собственно для него.
– Очень... Однако я у вас отняла слушателя, позвольте мне занять его место, - сказала Клеопатра Николаевна, вставая на место дяди.
15
дядя! (франц.).
– Вы очень снисходительны, сударыня, - сказал граф с улыбкою, - мы говорили о весьма скучном для молодой дамы предмете.
– О каком же это?
– О хозяйстве.
– Ах, боже мой! Я очень люблю сельское хозяйство, хочу даже у себя сделать эту шестипольную систему. Это очень удобно и выгодно.
– Клеопатра Николаевна, видимо, хотела похвастать перед графом своими агрономическими сведениями.
– Ба!.. Да вы большая агрономка, - сказал граф.
– Нет! Я только деревенская жительница.
– У Клеопатры Николаевны всегда родится прекрасный хлеб!
– заметил Уситков.
– Это в новом вкусе, - заметил граф, - молодая, прекрасная и образованная хозяйка.
– Благодарю, граф, за насмешку.
– Почему ж такая недоверчивость к моим словам?
– Недоверчивость?..
– повторила с довольно милой гримасой вдова. Мужчинам нельзя доверять не только в важных вещах, но даже и в пустяках.
– Я принадлежу к старому поколению.
– Это все равно: никому нельзя доверять, и я одному только человеку в жизнь мою верила.
– А именно?
– Моему мужу.
– А теперь?
– А теперь никому не верю, не верила и не буду верить.
– Это ужасно!
– Ничего нет ужасного!.. "Я мертвецу святыней слова обречена!" [11] произнесла с полунасмешкою Клеопатра Николаевна и хотела еще что-то продолжать, но в это время вошел хозяин с озабоченным и сконфуженным лицом. Он значительно посмотрел на Клеопатру Николаевну и подошел к графу.
– Вы не докончили вашей мысли, - сказал Сапега замолчавшей Клеопатре Николаевне.
11
"Я мертвецу святыней слова обречена!" - искаженные строки из стихотворения М.Ю.Лермонтова "Любовь мертвеца".
– Нет, я все сказала, - отвечала та, взглянув искоса в залу и увидев входящего
– Теперь мое место опять займет дядюшка.
С этими словами Клеопатра Николаевна отошла, села на прежнее место и начала разговаривать с Уситковой. Михайло Егорыч подошел к толпе мужчин, окружавшей графа, и, казалось, хотел принять участие в разговоре. Но Сапега отошел и сел около дам. Он много шутил, заговаривая по преимуществу с Клеопатрой Николаевной, которая, впрочем, была как-то не в духе. Мановский уехал, поклонясь хозяину и графу и сказав что-то на ухо Клеопатре Николаевне. Вдова, по отъезде его, сделалась гораздо веселее и любезнее и сама начала заговаривать с графом, и вечером, когда уже солнце начало садиться и общество вышло в сад гулять, граф и Клеопатра Николаевна стали ходить вдвоем по одной из отдаленных аллей.
– Отчего вы нам, граф, не дадите бала?
– сказала она.
– У меня нет хозяйки!
– возразил граф.
– Ах, боже мой! Каждая из нас готова с радостью принять на себя эту обязанность.
– Например, если я вас попрошу?
– С большим удовольствием, только сумею ли? Впрочем, вы меня научите.
– Я буду сам вас слушаться.
– Желала бы хоть ненадолго повелевать вами.
– Скоро соскучитесь; старики, как дети, скоро надоедают.
– Их не надобно дразнить.
– А каким образом вы это сделаете?
– спросил граф.
– Очень просто: надобно их, как и детей, то пожурить, то приласкать, отвечала вдова.
– Вы опасная для стариков женщина!
– проговорил Сапега.
– И они для меня опасны!
– Желал бы убедиться в том.
– Испытайте. Но, впрочем, вам невозможно, вы не старик!
– объяснила Клеопатра Николаевна.
Граф посмотрел на нее: не совсем скромное и хорошего тона кокетство ее, благодаря красивой наружности, начинало ему нравиться. В подобных разговорах день кончился. Граф уехал поздно. Он говорил по большей части со вдовою. Предпочтение, которое оказал Сапега Клеопатре Николаевне, не обидело и не удивило прочих дам, как случилось это после оказанного им внимания Анне Павловне. Все давно привыкли сознавать превосходство вдовы. Она уехала вскоре после графа, мечтая о завтрашнем его визите.
Хозяин после разговора с Мановским был целый день чем-то озабочен. Часа в два гости все разъехались, остался один только исправник.
– Вы, Алексей Михайлыч, изволите сегодня быть как будто расстроены! сказал он, видя, что предводитель сидел, потупя голову.
– Будешь расстроен, - отвечал старик, - неприятность на неприятности.
– Что такое глумилось?
– Как что? Видели, сокол-то приезжал.
– Какой?
– Мановский, господи боже! Что это за человек!
– Да что такое?
– повторил исправник, сильно заинтересованный.
– Просит у меня... да вы, пожалуйста, никому не говорите... просит, дай ему удостоверение в дурном поведении жены. Хочет производить формальное следствие и хлопотать о разводе. Вы, говорит, предводитель, должны знать домашнюю жизнь помещиков! А я... бог их знает, что у них там такое!.. Она мне ничего не сделала.
– Как же вы намерены поступить?
– Сам не знаю; теперь покуда отделался, сказал, что даже и не слыхал ничего; так, говорит, сделайте дознание. Что прикажешь делать! Придется дать. Всем известно, что она живет у Эльчанинова; так и напишу, что действительно живет, а в каких отношениях - не знаю.